Напряжение растет

— Это принцип Шредингера, — сочувственно хлопнул его по плечу Артем. — Вне зоны видимости, девушка может быть с одинаковой долей вероятности переодета и не переодета. Поэтому всегда учитывай оба варианта, планируя совместное время.

— И они все такие? — Обречённо уставился брат на нашу танцовщицу, спокойно прошествовавшую обратно в гримерку.

— Хочешь понимать девочек — учи квантовую физику, — наставительно поднял палец ввысь наш скрипач.

— А с чего лучше начать? — Заинтересовался Паша.

— С переодевания. — Разогнал я их, указав на сундуки с одеждой. — У нас уже свое время поджимает, а там за стенкой может вообще не освободиться.

Народ поинтересовался временем на часах Артема, охнул и в бодром темпе рванул к личным вещам.

Ребятам — черные фраки с серебристым узором школьного герба у сердца; белыми рубашками и красной бабочкой; лакированные до зеркального блеска туфли, золотые запонки и горсть перстней, щедро насыпанных Федором. Мне — серебристый костюм, белоснежные ботинки, серебристые запонки и набор личных колец, разбавлять которые брат подсчитал ненужным. Герб вышит красным, рубашка расстегнута на одну пуговицу.

— И долго вы? — Недовольно пропел Светин голос.

Реплика справедливого возмущения застрял в горле, стоило к ней повернуться. Рядом тяжело сглотнул Пашка.

Белое с серебром платье, украшенное алым кантом, невольно приковывало взгляд. И это — с учетом того, что мы видели его не единожды, а значит дело наверняка заключалось не только в нем — но в таланте его носить. Будто не многослойный отрез ткани на плечах, а сама зима завернула девушку в наряд из вьюги, на которых алое смотрелось нетронутыми зимними ягодами на снегу — признаком лютой зимы. Ледяная тиара из серебра с алмазами и холод в глазах, от которого сердце давит чувством несуществующей вины. Белый грим на лице, черные брови и яркая подводка губ, нанесенные специально, чтобы компенсировать расстояние до зрителей, но одновременно — преображающие облик в нечто нечеловечески бесстрастное. Шлейф платья, украшенный квадратиками фольгированной ткани и обернутый десяток раз от пояса и ниже, смотрелся утренней изморозью. В танце этот край должен был разматываться и подпадать под острое лезвие, взлетая от резкого движения вверх, чтобы доказать опасность замысла и украсить номер. Сейчас кольца нет, потому и резать нечем. Хм, интересно, а если звездочками…?

— Боже мой, надеть и снять брюки — это ведь сорок секунд! — Закатила она глаза и с неудовольствием прошествовала обратно в свою гримерку.

Простым словом «шагать» эту походку уже назвать было нельзя.

— Не, это надо, а? — Как-то не всерьез возмутился Артем.

— Ага, — пересохшим голосом поддакнул Паша.

— Не, такую Снегурочку лучше не звать. — Высказал свое веское мнение Федор.

— Это почему? — повернулся к нему капитан.

— У такой дедушка вообще никакие стихи слушать не будет. И чужие подарки заберет.

— Она приходит со словом «вечность» в качестве подарка, — меланхолично произнес Артем.

— Тоже верно. — Невольно согласился Пашка, с опаской глядя в ту сторону.

— Ерунду говорите, — рубанул я обсуждение. — Отличное платье и образ отличный. А Света — добрая. Все, собрались. Прокатываем номер еще один раз и выходим.

— Не успеем. — Деловито тряхнул скрипач рукой с часам. — В любой момент Игорь придет и все испортит. А это стресс и неуверенность в себе. Почти диверсия, я считаю.

— Лентяй, — заклеймил я его отговорки, но в итоге махнул рукой.

Не хочет — так ведь не заставить. Да и готовы мы, и раз даже мне уже не надо контролировать движения тела, то и ребятам с их многолетними навыками — тем более.

Игорь появился через десяток минут, оглядел нас с довольным видом, удостоверившись в готовности. Затем попытался заново знакомиться со Светой, с неким недоверием и нежеланием приняв тот факт, что это та же девушка, что нас сопровождала.

— Идемте за мной, — последовали знакомые переходы лестниц, как-то внезапно сменившиеся широченным коридором с алой дорожкой и потолками в десяток метров, украшенные монструозными конструкциями хрустальных люстр.

В глазах рябило от отполированной позолоты, шея только и успевала крутиться, рассматривая ростовые портреты в официальных мундирах, развешенные по стенам.

— Не вертите головами, — прошипел Артем сквозь зубы.

— А почему?

— Выглядите деревенщиной, а тут могут быть камеры. Ведите себя так, будто через такое место по сто раз на дню ходите и вам скучно. Вон, у Светы берите пример.

— Но интересно ведь? — Искренне не понимал я.

— Не принято, — обреченно выдохнул он. — Мне, может, тоже интересно.

Пришлось соответствовать, развивая периферическое зрение. А потом и действительно надоело — слишком много одинаковой роскоши, будто бы собранной напоказ отовсюду.

— Наш подвал напоминает, — как-то уловил мои мысли Федор после того, как мы прошли через комнату, заставленную огромными и затейливо украшенными вазами.

— Это коллекционная керамика! — Тихонько возмутился Артем.

— Потому и выбросить жалко, — вздохнул брат.

Игорь все это время привычно протаранивал нам путь, двигаясь на несколько шагов впереди.