Напряжение растет

Два заблуждения должны были дать в итоге плюс — и спокойствие для друга.

— Будешь дежурить всю ночь? — Хмыкнул Артем, обнимая двумя руками футляр со скрипкой.

— С некоторых пор этого не требуется, — в руках зажглась Звездочка, необычно яркая из-за ночи. — Я попрошу ее, чтобы она никого не пускала.

— А она — послушает? — Позабыв дрожать и бояться, с интересом и опаской смотрел на нее скрипач.

Подчиняясь просьбе, Звездочка крутнулась вокруг нас, затем спиралью поднялась от его ног к голове и вернулась мне на руку.

— Никто не пройдет мимо, — уверенным голосом подтвердил я.

И для подтверждения рассыпал одну Звездочку на сотню, образовав ими плоскость размером с дверной проем.

— И еще два — на окна и вентиляцию, — выдохнув, робко улыбнулся Артем.

— Сделаем, — хлопнув по плечу, я мягко повел товарища к лестнице.

Подумаешь, нервничает из-за конкурса и думает всякие глупости. Вон, Света тоже нервничает — взяла две вилки, да так и не отдала. Потеряла, наверное.

— Надеюсь, папа никогда не узнает, что я тут был.

— Если не заглянет под беседку возле фонтана, то вряд ли.

— А там что?

— Надо же обозначить, что «здесь были…»

— Максим! — Возмутился Артем в голос. — Ты вандал!

— Что?! Я ж не на яблоне!

— Слава Богу!

— И я только снизу дощечек! Да никто там не будет смотреть, что ты переживаешь.

— Зато я теперь буду об этом знать!

— Федор был прав, тебе лучше вообще ничего не говорить, чтобы не расстраивать.

— Лучше не делать того, что будет расстраивать… Стоп, что вы там сделали?!

— Да ничего.

— Максим!

— Вот, ты опять нервничаешь. Хочешь яблоко?

* * *

На часах был двенадцатый час ночи, когда в небольшой комнатке, наполненное лунным светом через единственное окошко без штор, прозвенел телефон.

Заливался он красивой мелодией, напоминающей то ли армейскую песню, то ли государственный гимн одной из про-германских стран, обожающих чеканный шаг ритма и громкость слов в угоду смыслу. Словом, был достаточно бодр, чтобы потерять желание спать и ответить максимально быстро. Да, в общем-то, единственный обитатель небольшой комнатки все равно бодрствовал, предпочитая лежать на топчане в одежде, покручивая длинный ус, и наблюдать луну под размеренное течение мыслей. Какой смысл ложиться, если этому звонку в ночи все равно суждено быть?

— Господин, — смотритель поднял трубку только после того, как оправил одежду и встал по стойке смирно.

— Доброй ночи, Михаэль. — пожелал усталый голос на той стороне трубки. — Как служба?

— Без происшествий, сиятельный князь.

— Тут Аня звонила. — С легким зевком протянули и тут же поправились. — Княжна Анна. Говорят, ты ее не пустил, кидался яблоками, говорил нехорошие слова. Думаю, прописать ей ремня за вранье.

— У нас особая ситуация, сиятельный князь. Камердинеру княжны Анны я сообщал об этом утром и днем ранее. В адрес княжны Анны не было сказано ни единого бранного слова, ручаюсь честью.

— А яблоки?

— Это часть особой ситуации. Случайная. — замялся Михаэль. — Готов понести наказание.

— Спокойной службы, Михаэль. Приношу извинения за беспокойство, — чуть огорченной фразой, будто бы получив подтверждение тому, о чем изначально подозревал, завершили звонок.

Смотритель положил трубку и принялся неспешно готовиться ко сну, как полагается человеку с кристально чистой совестью.

Он не сказал ни слова лжи, а ситуация была действительно особой. Странно считать иначе, соотнося два простых и абсолютно ясных факта. Первый: в клане несколько миллионов человек. Второй: истинный глава рода и клана уже несколько месяцев предпочитает этим миллионам личные занятия с одним из его юных гостей.

Для старого, абсолютно преданного служаки, третьего из трех «виртуозов» клана, уже десятилетие охраняющего Родник Силы посреди враждебной земли, вывод был только один: этот мальчик важнее миллионов. Не в том смысле, как полагают любящие родители, дедушки или бабушки, называя свое чадо самым ценным во всем мире. Нет.

Для Михаэля это значило, что парень в будущем сделает для клана больше, чем все остальные миллионы. Потому что иначе старый князь не тратил бы свои силы. В нем, как и в Михаэле, нет бесполезной лирики. Он, как и Михаэль, уже очень давно с большой условностью может называться человеком.

А значит, ситуация действительно особенная. Настолько особенная, что Михаэль не станет этой ночью ломать тоненькую шею сына врага, лишая род и клан врага наследника. Старый князь ничего о нем не сказал, но Михаэль достаточно мудр, чтобы не портить чужую игру в угоду древнему, как мир, инстинкту.