Казалось бы, ничего не разглядеть. Но девушка продолжает всматриваться в глубину сада, видя в смазанных образах не кусочек наступившей осени, но часть памяти. Приятной – судя по легкой улыбке на ее устах.
Из глубины дома доносятся грустные отзвуки фортепиано. Более – никаких звуков. Разве что редкая капля стучит по отливу.
На короткое время, под аккомпанемент открываемой двери, мелодии в комнате становится больше.
Но девушка не отходит от окна. Не повернулась она и когда за спиной демонстративно громко раздались шаги.
-Ника, надо поговорить, - голос отца строг и не терпит непослушания.
В слабом отражении стекла удается разглядеть выражение лица, напряженную осанку и несколько раскрытых конвертов в руке, украшенных гербовыми печатями. Он явно недоволен.
-Да, папа.
Пальцы девушки сплелись у живота, локти поджаты к бокам, фигура отражает смирение. Только легкая улыбка никак не сходит с ее губ, но это видит только дождь.
-Нам отозвали все приглашения. – Сухой голос, пытающийся казаться строгим, на мгновение окрасился волнением и тревогой. – Я не смог добиться прямых объяснений. Ника, что произошло на турнире?
-Ничего…
-Дочка, если тебя посмели обидеть… - Сильная ладонь осторожно легла ей на локоть.
-Это не связано со мной.
-Тогда что случилось?! Почему все брачные договоренности рассыпались прахом? Почему на мои звонки отвечают секретари, а первые лица всегда заняты?!
-Они просто боятся.
-Чего?! Позора?!
-Его. – Повернулась к нему дочь, отражая спокойствие и светлую грусть.
-Кого его? – Растерялся отец.
-Императора тигров… И медведей.
-Достойный юноша? – Осторожно уточнил он, осознав, что имя спрашивать бесполезно.
-Возможно, - со странной неопределенностью ответила она, будучи ранее куда категоричней в оценках.
-Есть какие-то планы?
-Ну, нужно будет подождать лет пять, ведь ему всего тринадцать, - рассудительно произнесла она.
-А потом? – Задержал дыхание отец.
-А потом я его задушу голыми руками! – Прорычала она, пнув коробку с мороженым возле стены с задорным названием «Лиз-Ника!» в две строчки.
В котором не было ровно одного пломбира.
***
Мягкая подвеска лимузина, призванная сделать путь приятным и легким, откровенно бесила Сергея Михайловича Долгорукого ощущением неподвижности. Даже проплывающие в окне картины пригородной застройки не создавали эффект движения вперед. Тело жаждало действия, но было вынуждено терпеливо дожидаться завершения пути.
Впрочем, раздражало его в последние дни откровенно все. Ощущение безнадежного опоздания, поселившееся двумя днями ранее, когда в госпитале не оказалось Самойлова Максима, царапало нервы. Слуги, опасливо отводя глаза, уверяли, что тот сбежал сам.
Представитель СБ госпиталя невозмутимо доложил, что за час до побега о скором визите в больницу сообщила августейшая канцелярия. Представитель был против, но директор госпиталя воспользовался правом последнего слова, а до старших Долгоруких, занятых приготовлениями в Суме, дозвониться не удалось. Его вина в побеге, безусловно, тоже есть, но никто не рассчитывал, что будут сожжены электронные замки на дверях и окнах, а госпиталь – не режимный объект, чтобы ставить автоматчиков под окна.
Тогда-то и пришел первый порыв ярости, снесший кабинет директора вместе с ним самим. Но Самойлова это не вернуло, разумеется.
К счастью, мальчишку не забрала к себе императорская фамилия, как Долгорукий подозревал, деревенея от напряжения. Удалось отследить маршрут – все-таки, это еще их город, не смотря на то, что кое-кто из столицы решил тут шастать, не предупреждая хозяев.
Максим Самойлов сел в фуру с номерами Шуйских. Фура заехала в грузовой самолет и отбыла на родину. Долгорукий не знал, для чего нужна была такая схема, и зачем нужно было перевозить в Шуйск двадцать тонн рыбных консервов. Наверное, в этом тоже был какой-то план. С этой командой не может быть все так просто, он уже убедился.
За поисками прошел еще один день, так что в самолет на княжество Шуйских удалось подняться только этим утром. Не важно, где пройдет беседа, он сможет убедить мальчишку вернуть то, что ему не по размеру. Спокойствие и уверенность будут главными аргументами. А еще – кровный талант убеждения, сотканный из Силы и способный вертеть чужой волей, как заблагорассудится. Не всякий поддастся, но у этой мелочи даже шансов нет.
Но в воздухе над княжеством раздражение вернулось. «В связи с погодными условиями, аэропорт не может вас принять». Чистое небо над головой! Ни ветерка! Сухая взлетно-посадочная полоса, отливающая матово-серым!
Чертыхнувшись и помянув Шуйских до пятого колена, князь приказал уходить на посадку в соседнее княжество. Там борт приняли и даже расстелили красную дорожку. Но Долгорукий предпочел выкатить на своем лимузине, игнорируя встречающих (всего лишь официальные лица аэропорта) и повелел водителю мчаться к Шуйским.