- Да я здесь родилась, - подернула плечами Юрышева. - Раньше вся квартира была наша - три комнаты. Потом старики мои умерли, нас уплотнили, въехали соседи. А сейчас мы с Валюшей снова одни. Живем… Хотела сказать «хлеб жуем», но хлеба… - вздохнула, усмехнулась горько: - Да и жевать нечем. Но ничего, не сдаемся. Правда, Валюша? - Она обняла девочку, приклонившую голову ей на плечо. - Мы часто с ней думаем: вот разобьют наши фашистов, Гитлера проклятого повесят, папка с фронта вернется - и заживем, как бывало…
Бенедиктов представил ее молодой, в семье - проворная, домовитая, словоохотливая… Сколько таких гнезд поразрушала война!
- Это ваш муж? - показал он на фотографию над диваном: светловолосый парень в рубашке, вышитой крестом (наверняка работа жены!), смотрел открыто и уверенно, даже заносчиво, как бы наслаждаясь своей силой и уверенностью.
Она кивнула, и тут губы ее дрогнули, скривились.
- Два месяца ничего от него не получаю. Написал в октябре и - как в воду… Конечно, письмам сквозь блокаду трудно пройти…
Она искала у него сочувствия и подтверждения своим догадкам, Бенедиктов не стал разрушать их, наоборот придумал тут же схожий случай, будто бы произошедший с одной его знакомой, - тоже долго не получала писем от мужа, а они где-то лежали, копились, потом ей вручили целую пачку.
Юрышева посветлела лицом, Бенедиктов, продолжая, незаметно подвел разговор к интересовавшим его событиям.
- Стрелял на днях изверг. - В голосе ее появилась жесткость. - Предатель. Совсем где-то возле наших домов запускал. Раньше я в дружине состояла, так мы - женщины да мальчишки - поймали одного в сентябре, чуть не растерзали подлеца. Но не дали нам!.. А теперь куда уж мне, сил нет и ноги как бревна. Разве за ним угонишься по лестницам и чердакам! Только злобу в себе набираешь, думаешь: попадись мне в руки, стреляльщик, ждать никого не стану, сама задушу.
- На днях - это когда?
- Во вторник. Вечером, поздно уже было, часов семь. Вчера меня милиционер тоже спрашивал об этом.
- Значит, ищут… - Бенедиктов качнулся в кресле, сев поудобнее. - Как получилось, что вы заметили?
- Да ведь как… Случайно. Ходила к знакомому столяру, тут, у собора он живет, клею мне обещал немного столярного. Плетусь обратно, и - воздушная тревога. Пришлось пережидать в парадной. Вдруг вижу: бах, бах - ракеты… Совсем рядом, я даже подумала: не из нашего ли дома? И самолет уже воет. Все, думаю, сейчас разбомбит.
- Так все-таки из вашего дома стреляли?
- Не знаю, по-моему, вон из того, - махнула она рукой в сторону дома напротив, где жил Лукинский, - или из соседнего… Поди, Валюша, поиграй, - заметив, что дочь заскучала, сказала она и взяла с дивана старую, без платья, тряпочную куклу с болтающимися ногами. Девочка прижала ее к груди, что-то зашептала на ухо матери. - Ладно, потом, иди поиграй, дай нам поговорить. - И, отстранив ее от себя, повернулась к Бенедиктову: - Скучно ей, не знаю, чем и занять. Все есть, есть просит. Кабы играла с кем, легче было бы, про еду реже вспоминала бы.
Бенедиктов склонил голову в знак согласия, спросил:
- После отбоя вы сразу домой пошли?
- Куда же еще?.. Страху я там в парадной натерпелась: крохотуля-то моя в бомбоубежище. Не одна, люди там, но все равно без матери. Случись что, разделяться нам нельзя, только вместе…
- Видели кого-нибудь около того дома, когда шли?
- Мало… Женщину встретила с холщовой сумкой за спиной.
Пришлось выслушать про женщину, потом узнал, что с набережной свернула на улицу другая, расспросил и про нее.
- И больше никого?
- Да, раненый еще какой-то из парадной вышел.
- Раненый? - Голос Бенедиктова упал до безразличия. - Почему раненый?
- На костылях он был. И вроде бы пальцы на руке перевязаны.
- А-а… Без ноги, что ли?
Она прикоснулась ладонью ко лбу, закрыла глаза, припоминая.
- Нет, обе были… Волочил он больную ногу.
- На двух костылях или на одном?
- На двух, на двух…
Каждое слово прилипало к мозгу, и отодрать их уже было невозможно. Бенедиктов поднял глаза на собеседницу:
- Вы сказали, что он вышел из парадной. Я правильно понял? Или он уже стоял у парадной, когда вы шли?
- Вышел. Дверь на пружине, и он сначала выставил костыль, а потом пролез сам, дверь его подтолкнула в спину.
- И он сразу пошел? В какую сторону?
- Не сразу. Постоял, закурил. Еще искру высекал, - Юрышева невольно черкнула костяшками согнутых пальцев, - и пошел в сторону Большого.
- Ага, кресало… Лицо его заметили? Молодой, пожилой, с усами, без усов?..
- Нет, где там, в темноте-то. Да я и не смотрела, случайно мимо шла, все думы о Валюшке. Сердце исстрадалось.
- Ну конечно, конечно, - торопливо проговорил Бенедиктов. - Раньше он вам тут не встречался?
Она медленно покачала головой.
- А одет как был? На голове что?
- В пальто… обычное пальто. А что на голове - не посмотрела.
Он спросил еще, но вопросы уже мало что значили, тем более ответы. Потом он искусно свел разговор на пустяки и, извинившись за беспокойство, стал прощаться.
5. ГДЕ ОН ЖИВЕТ?