Напряжение

Зарабатывает она неплохо. Мы ею довольны. Скоро у нас тут открывается городской слет стахановцев: соревнуемся со Свердловском. Думаем послать ее делегатом. Ты, наверное, не ахти как разбираешься в наших делах. Так скажу по секрету: хотел бы я быть на слете делегатом. Делегатом, не представителем, понял? Самый цвет рабочего класса там собирается.

Доволен ли ты моими информациями, Павел? Я, кажется, честно держу слово и даже стараюсь. Если будет что значительное, напишу, не беспокойся. От Тони большой привет. Она, кажется, сама собирается приписать несколько строк.

Твой Григорий.

Прелестные наши Быковы! Быковы-молчальники. Не читала, что написал Гриша, но скажу, что у нас все в порядке. Симочка! У меня к тебе колоссальная просьба. В Ленинграде продают изумительные вязаные кофточки, бумажные, очень недорогие. К нам приехала из Ленинграда жена одного инженера, на ней такая кофточка. Это очаровательно. Она говорит, что у вас они свободно продаются. Будь настолько любезна, вышли мне парочку. Расцветка на твой вкус - я его знаю, он хороший. Размер 46. И еще у вас есть дамские пояса с большими костяными пряжками, кожаные. У нас все женщины сходят с ума по ленинградским поясам. Вот и вся моя просьба. Не затруднит тебя?

Поцелуй Сережу и Володьку. Они уже, наверное, женихи?

Целую тебя крепко.

Антонина.

Марина Гречанова - Павлу Евгеньевичу Быкову

Новосибирск, 6 октября 1940 года

Дядя Паша, дорогой мой, любимый!

Ты не удивишься, что я пишу тебе после такого молчания? Не удивляйся! Хоть я не писала, но, пожалуй, не было дня, чтобы не вспоминала о тебе. Станет трудно - думаю: а как бы ты поступил на моем месте? Даже вижу тебя иногда. Стоишь, брови на переносице сошлись, кажешься сердитым, а потом тряхнешь головой и говоришь: я, мол, вот так бы сделал… Я тоже, как ты, старалась обдумать все не спеша и принять решение, и, конечно, хотелось, чтобы оно было таким же правильным. Иногда мне удавалось. Но сейчас не знаю, что мне делать, дядя Паша.

Ты мне всегда говорил, чтобы я рассказывала тебе все, не таясь, и я обещала тебе. Но я нарушила однажды клятву и поплатилась за это. В последнее время я не сообщала тебе о своих делах. В этом не было нужды. И тебя не хотелось беспокоить мелочами.

Но сейчас я должна спросить у тебя совета. Как бы ты поступил на моем месте? Я могу решить сама. Но боюсь. Понимаешь, боюсь. Слишком для меня это серьезно. Бывают в жизни поворотные моменты. Я, кажется, нахожусь перед таким.

Сейчас я уже не бездумная девчонка, какой была тогда. И наверное, поэтому я стала такой осмотрительной. Я не должна совершать ошибки; я знаю, как тяжело за них платить. Но делать что-то нужно.

Два больших жизненных события подступают ко мне. И почти одновременно. Одно из них - комсомол. Я никогда не придавала особого значения - комсомолка я или нет: самое важное для меня было делать свое дело добросовестно и честно. Но так было вначале. Теперь же мне мало толькоделать дело. Я вижу, как наши парни и девчата борются с косностью, демагогией, которых еще порядком, как им трудно и как им радостно, когда они побеждают.

А я чувствую себя отщепенкой, хотя и мыслю так же, как они, ненавижу всякую обывательщину - как они, работаю - как они. Мне бывает грустно, когда я прохожу мимо закрытых дверей, за которыми идет собрание. Обсуждают, спорят, ругаются… А я иду домой отдыхать. Смешно и обидно.

И еще обиднее бывает, когда тебе говорят: «Как, ты не комсомолка? Не может быть!» Всем кажется, что я обязана быть ею. Да и я так считаю. Об этом меня спросил и Слава (я тебе объясню, кто это такой), и мне пришлось спрятать глаза и промолчать. А я прочитала на его лице недоумение. Я готова была сквозь землю провалиться.

И вот, дядя Паша, ко всему, я влюбилась. Ты догадываешься. Это - Слава. Какой он чудесный мальчишка! Именно чудесный. Большой умница, жизнерадостный, но главное - открытый, честный, отзывчивый. У него тысяча хороших качеств. Мне он понравился сразу, когда мы познакомились на одном вечере еще в прошлом году. Потом долго не виделись и встретились случайно снова. Я почувствовала, что он ко мне неравнодушен, а потом убедилась в этом. Я долго мучила его, любя мучила и сама мучилась. Ты, наверное, представляешь, как тяжело мучить любя. Но мне хотелось проверить его. Обжегшись на молоке, дуют на воду. И вот, когда я уверилась, что он любит, любит горячо, по-настоящему, я поняла: до счастья далеко.

Где-то я читала, что есть люди, всю жизнь прожившие с чужим паспортом, все равно что в подполье. Они не жили, а влачили существование, кляня все и вся, И хоть сравнение, может, и неудачное, но мне кажется, будто я тоже живу по чужому паспорту. Я боюсь. Это та боязнь, о которой я написала вначале.