Напряжение

- Собственно говоря, что значит странно? - пустился вдруг в рассуждения старик. - Если бы не было ничего странного, вы, наверное, не пригласили бы меня к себе. Не так ли? Так вот, обращаю ваше внимание на то, что у рубашек нет никаких фабричных знаков. Замечали сами, что в швейные изделия всегда вшиты какие-нибудь ярлыки - артикул, наименование ткани, цена, ну и все такое прочее?

- Может быть, ярлыки спороты?

- Не думаю, их обычно вшивают. Можно, конечно, отрезать, но кончик все равно должен остаться.

- Выходит, их не было вообще, так вы считаете?

- Именно так.

- Что же из этого следует? - прикинулся простачком Шумский.

Старик хитро взглянул на него из-под очков:

- Что из этого следует… Тут может быть два варианта: либо рубашки сшиты кустарным способом, дома, и проданы; либо их сшили на фабрике, но сумели вынести и продать до того, как они попали в ОТК и всю последующую контрольную службу.

- Спасибо, - сказал Шумский, - а не можете ли вы определить, что это за ткань?

- Почему же, охотно… Это мое ремесло… Наш, отечественный трикотаж. Шелковая нить, сорт первый, - сказал эксперт, взвешивая каждое слово. - Но должен вам сказать, что трикотаж не ленинградский. Машин, дающих такую вязку, у нас нет. По всей вероятности, это рижская продукция, фабрики «Блонда».

- Вот как? - проговорил Шумский и вынул из сейфа рубашки, найденные в портфеле у Красильникова. - Ну а что вы скажете об этих?

Старик снова долго водил лупой, разглядывая материю, но теперь Шумский сам помогал ему.

- Та же картина, - сказал эксперт. - Все то же самое. Цвет только разный - те полосатенькие, эти белые… Но материал одной фабрики. А где сшиты - неясно, потому что опять же ярлыков нет.

- Ну что же, - удовлетворенно сказал Шумский, - мне остается задать вам последний вопрос: какова продажная цена такой рубашки?

- От шестидесяти до семидесяти пяти рублей, - ответил старик. Кусочком замши он протер лупу и аккуратно положил ее в кожаный футляр. - Но я знаю, вы люди точные и любите точность. Поэтому разрешите мне уточнить цену и позвонить вам. Однако имейте в виду: эти рубашки ни в коем случае не дороже и не дешевле той цены, которую я назвал.

Вечером Чупрееву в Ригу была послана шифрованная телеграмма. Ему предлагалось произвести негласный обыск у рижских приятелей Потапенко.

16

В ожидании вестей от Чупреева Шумский и Изотов продолжали допрашивать свидетелей. Обнаружилось уже восемь человек, которые приобрели рубашки у Потапенко. Цена колебалась от сорока до пятидесяти; причину продажи Потапенко всем называл одну и ту же. Шумский и Изотов уже сами, без эксперта, легко узнавали особую вязку трикотажа, которую производила лишь одна фабрика в Союзе - рижская «Блонда».

- В чем же дело? - спросил Изотов, небрежно чиркнув спичкой, чтобы дать прикурить Шумскому. - Спекуляция?

- Угу, - затягиваясь, прогудел Шумский. - Хороша спекуляция! Хотел бы я найти дельца, который покупал бы за шестьдесят - семьдесят рублей, а продавал за сорок. Это все равно что у Ильфа. Помнишь? Фальшивомонетчики с трудом из двух золотых сделали один и угодили на вечную каторгу. С трудом… - Он поднял палец и рассмеялся. - Нет, брат, здесь, должно быть, хищение, и крупное, возможно даже неоднократное.

- Думаешь, он шил из ворованного материала?

- Не похоже. При обыске мы так или иначе натолкнулись бы на материю, не на куски, так на раскрой, обрезки… Нет, здесь орудует шайка, а Потапенко - звено… Впрочем, ну их к черту, рубашки, пусть Кока Звягинцев ими занимается. Это прямое дело ОБХСС. - Шумский скрестил руки на груди, вздохнул. - Нас должно интересовать одно: какую роль в убийстве сыграл Потапенко, на чем строились их взаимоотношения?

На допросах Потапенко отрицал все: Красильникова он не знал, никогда не видел, поэтому, естественно, записок ему не писал и не мог писать. И вообще никаких записок он никому не писал; рубашек не продавал; с Ригой никаких дел не имел.

Подобные обвиняемые, отрицавшие все на свете, Шумскому попадались. Любую мелочь они признавали только тогда, когда уже невозможно было не признать, когда отступать было некуда. Следствие в таких случаях затягивалось, иногда запутывалось, приходилось возвращаться, начинать новые допросы… И было это обычно тогда, когда за преступником скрывались тяжкие грехи.

- Значит, кто такой Красильников, вы не знаете, - утвердительно сказал Шумский.

Потапенко кивнул, закрыв свои серые водянистые глаза:

- Совершенно верно.

- И записка эта написана не вашей рукой.

- Не моей.

- А что вы скажете на это? - Шумский театральным жестом протянул анкету, заполненную Потапенко в эстраде, заявление в домохозяйство и бланк с графической экспертизой почерка записки. - Видите, почерк-то один и тот же…

Потапенко подержал перед глазами листы и вернул их с безучастным видом.

- Так ведь экспертиза может и ошибиться, - сказал он спокойно. - Анкету писал я, это точно, заявление - тоже я, а вот записка не моя.