Напряжение

— Надо пропустить силу, направив клином, и поддерживать…

— Вот так?

— М-мать! — прыгнул он прямо в кусты.

— Где? — завертел я головой и никого не заметил. — А там что? — обратился я к поломанному кусту шиповника.

— Сейчас выберусь — расскажу, — рассерженно запыхтело в ответ.

Резко захотелось кушать. Тревожный признак.

— У нас договор! — деловым тоном напомнил я, переползая на всякий случай к веткам на противоположной стороне тропинки.

— Пункт шесть-двенадцать, нападение нанимателя на защитника. — Из кустов показались ноги, а затем и весь дядька целиком.

— Я его вычеркнул, он мне сразу не понравился.

— Нельзя вычеркивать предложения с бланка! — Валентин оглянулся, явно пытаясь меня отыскать. — Ладно, проехали. Вылезай.

— Не хочу.

— Почему это еще? — нахмурился он.

— Тут крыжовник.

— Тогда двигайся, я к тебе, — закряхтел дядька по-старчески, отряхнул брюки и полез на мой голос. — Кстати, не думал о военной службе?

— Думал, конечно, — протянул я ему горсть ягод в знак примирения и помог разместиться на расстеленном на земле пиджаке — все равно уже выкидывать; брюки-то уцелели, а верх весь намок и испачкался.

— У нас здорово, и ребята интересные.

— Буду делать свою военную службу — найму, — согласился я, лопая кисло-сладкие желтоватые плоды.

— А? — захлопал дядька глазами, не донеся ягоду до рта.

— Будешь мне служить?

— Я имел в виду, ты к нам…

— Неинтересно, — хлопнул я по колену и принялся подниматься.

Все-таки много такой ягоды не съесть.

— У нас и платят хорошо, — чуть тише протянул дядька, словно не услышав мои слова.

— Пока что я плачу тебе, — напомнил ему и первым пошел по заколдованной дорожке, — к тому же я своих не бросаю.

К бетонной площадке я успел вовремя, оставив себе даже два десятка минут, чтобы привести одежду в порядок, а то, что выглядело плохо, — свернуть в рулон.

Прибытие огромного стального змея, выскользнувшего под грозное шипение из-за дальнего лесочка, невольно заставило окутаться силой и всерьез насторожиться. Одно дело — на видео или картинках, а другое — когда даже земля трясется под ногами, а путь огромной машины проходит прямо сквозь тебя.

— Зачем тебе защитник? — Валентин попытался продавить рукой невидимую пленку над моей кожей, но ожидаемо не преуспел.

Говорил он задумчиво, скорее спрашивая себя, а не надеясь на мой ответ.

— Чтобы я никого не убил.

Лязг металлических сцепок железнодорожного состава подвел черту под правдивым ответом, в который он вряд ли поверил.

Железная ящерица прокатилась еще на два десятка метров, пока не остановилась, устало выдохнув белым паром. Вслед за ним отдохнуть от поездки решило еще два десятка человек, своей суетой и сигаретным дымом быстро сделавших площадку тесной и неуютной, а когда через толпу пожелали пройти две бабки с огромными баулами, то еще и скандальной.

— Я договорюсь… — Валентин шагнул вперед, заприметив в проеме входа белую блузку проводницы.

Их беседа завершилась лукавыми улыбками, тремя купюрами, переданными под неслышный, на ушко, шепот симпатичной девушке и пустым купе на четыре места, в который обещали никого не подселять до самого конца маршрута. А чуть позже — нас даже угостили вкусным чаем, а лично меня потрепали по голове.

— Можно поинтересоваться, куда мы едем? — отставив кружку в сторону, выжидательно посмотрел дядя Волк.

Я старательно пережевывал печеньку, оттого не мог ответить сразу, но дядька понял по-своему.

— Это не обязательно, — приподнял он ладони перед собой, — но мне было бы проще подготовиться.

— Там ничего особенного, — качнул я кружкой и запил обжигающим напитком сухость во рту. — Мы едем на войну.

— Мой контракт не предусматривает… — напрягся Валентин.

— На самом деле война уже окончилась, — поспешил я уточнить. — Где-то три дня назад… — я глянул на календарь возле выхода и поправился: — Уже четыре. Но дату завершения объявят только на следующей неделе.

Во всяком случае, так написано в интернете.

— Прости, я лезу не в свое дело, но зачем тебе туда? — пытаясь понять, он чуть наклонился над столом, буравя взглядом.

Почему дружелюбие считают слабостью и желают додавить, навязав свою волю?

— На первый раз прощаю.

Валентин еще некоторое время пытался рассмотреть что-то на дне моих глаз, но в итоге расслабленно отклонился назад, сложив руки на груди.

— Как скажешь, наниматель.

— Так и будет, — поддакнул, передвигая печенье к себе поближе.

Интересно, но прямо сейчас в стране идет шестьдесят одна война. Когда я прочитал об этом, то долго и тревожно вглядывался в горизонт, ожидая увидеть пламя пожаров — потому что три из них вроде как шли совсем рядом. Чуть позже разобрался, что войны — они очень разные, и большая их часть выглядит как недовольное сопение равных соперников после сильной драки — вроде как и обида осталась, и явного победителя нет, и все еще есть за что бить противнику морду, но памятна боль от ударов и ноют фингалы, синяки, отговаривая от новой потасовки. Иногда такие войны идут десятилетиями и очень редко оборачиваются новой схваткой.