Напряжение

— Никому не поверили, — кивнула она в сторону еще одного бегуна впереди, — но мне кажется, что у директора своя точка зрения.

— Папа говорит — наставники не могут менять решения. Непедагогично! И… папа сказал, что нет ничего зазорного в том, что произошло.

— А? — удивилась девочка, осознав, что взрослый одиннадцатилетний аристократ пытается оправдать свое поражение от простолюдина.

— Папа говорит, это была большая шутка, — сделав голос тише, поделился сосед, — он не интернатовский вовсе.

— А тогда кто?

— Папа говорит — кто-то из старших семей. — Паша уловил иронию в глазах Ники и поспешил убрать упоминания отца. — Нас учат управлять слугами… а их учат управлять нами. От такого получить незазорно.

— А из какого он рода? — вспыхнув глазами от любопытства, чуть умерила бег Ника — ровно настолько, чтобы парень почувствовал себя быстрее, сильнее, а значит, стал разговорчивее.

— А я знаю? — пожал он плечами. — И папа не знает. Это ведь старшие семьи, они своих детей до шестнадцати лет никому не показывают.

— Что, совсем? — в голос удивилась Ника. — А где они тогда учатся? Дома?

— Папа говорит — в самой обычной школе.

— Не может такого быть, — настороженно, пытаясь опознать розыгрыш, глянула она на мальчика.

— Сам в шоке, — опять пожал тот плечами, разделяя удивление.

— В самой обычной?!

— Ну, папа говорит, что это будет очень чистая школа. Но дети — самые обычные. И вообще, если гуляешь в парке, а рядом очень-очень чисто — значит, может быть, рядом гуляет кто-то из их детей.

— Вот это да! Ты такой умный! — добавила она неловким комплиментом румянца соседу.

Все как рассказывала мама — с мужчинами чем проще, тем надежней работает.

— Как ты думаешь, его станут искать в интернате? — Паша кивнул вперед, на стройную молчаливую фигуру их собрата по несчастью. — Мне кажется, этот просто мечтает с ним повидаться.

— Кто знает… — сдержанно улыбнулась Ника.

Она тоже успела поговорить с отцом — и тот обрадовал ее известием, что со следующего утра интернат будет под их покровительством. Не из-за заботы о ловком мальчике, а исполняя главный принцип рода — торопливые и вспыльчивые должны платить мудрым и неспешным.

Когда кто-то из родичей обиженных в парке детей возжелает мести и сунется вершить свое видение справедливости, его аккуратно подхватят за шиворот и ткнут носом в скромный герб под названием на новой табличке. А нападать на то, что под рукой Еремеевых, — совсем не то, что избивать простолюдина. Например, это дороже — эдак в пределах десяти-двенадцати миллионов за «извинения». Как раз старшей доченьке-умнице на подарки.

— Значит, его все-таки не съели тигры, — мечтательно улыбаясь, произнесла Ника, подводя некий внутренний итог.

— Этого съешь… — ревниво глянув на нее, отозвался Паша. — Этот сам кого хочет съест.

— Нет, не съест. — Растратив всякую усталость, девочка мгновенно набрала скорость, обгоняя ребят. — Император тигра не обидит.

Глава 13 Газеты пишут правду

Мелькали столбы и деревья, подмигивали окна домов на поворотах, а я никак не мог найти ту единственную, знакомую дорогу в лабиринте развилок и перекрестков. Город оказался настолько огромным, а улицы настолько безлюдными, что совсем скоро внутри поселилась тихая тоска. Музыка давным-давно кончилась, завершившись песней про сына, которого не дождется мама, отчего становилось совсем грустно. Так и ехал в тишине, под завывание сирен где-то вдалеке, размышляя, стоит ли догонять другие машины, чтобы спросить путь. Пока наконец не набрел на человека — тот мерно катил за собой что-то вроде рюкзака, но на двух колесиках, цепляясь за высокую ручку. Выглядел дядька неважно — в свете фар виделся грязный плащ, поношенные трико, сам он был небрит, очень стар и смотрел на машину испуганно, прикрывая глаза рукой. Но он был взрослым и наверняка мог знать дорогу.

— Здравствуйте, вы не знаете, как проехать в Верхе-Новгородский интернат? — пододвинулся я к окошку возле правого сиденья.

— Знаю, — ответил он, показав совсем беззубый рот, и настороженно замер, словно приготовился бежать.

— А дорогу не подскажете? — полыхнул я радостью.

— Прямо до развилки, потом, стало быть, по Лермонтова, затем съезд на проспект Правосудия и оттуда по трассе, — неуверенно прошамкал дедушка.

— Эх, — загрустил я, пытаясь вообразить, чем отличается улица Лермонтова от остальных. — А может, вы со мной поедете, а?

— М-могу, — к моему восторгу, согласился он, — но я только до трассы.

— Садитесь! — заерзал я на месте, убирая зайца к себе на колени и освобождая кресло. — Назад не надо, там медведи!

Дядька очень осторожно примостился на сиденье и взгромоздил рюкзак на себя, выглядывая из-за него, смешно вытянув шею. Пахло от него не очень, но стоило начать движение, как запах унесся в приоткрытые окна.

— Сейчас вон в тот поворот, — подсказал старик, оживившись к моменту, когда я выруливал на ту самую трассу, украшенную столь знакомой табличкой «Верхний Новгород» — аж сердце забилось сильнее! — Меня тут оставь.

Я аккуратно притормозил возле бетонной площадки с бетонной же коробкой и знаком с буквой Т.