— Может, тебе это покажется странным, но я не решаюсь сказать ни «да», ни «нет». Сам посуди. Сначала я хотел пойти на нее с Гайдошиком, но тот уже проводил медовый месяц со своей белокурой феей, и я стал ждать, когда ко мне в хижину наведается стоящий парень. В таких делах напарнику нужно доверять как самому себе. — Юрда приподнялся на локтях, повернулся к Яну, спросил через голову майора: — Не спишь, тебе это интересно?
— Давай рассказывай, не дразни.
— В глубине души я думал про Жучка, это кличка, понимаешь, годом раньше мы с ним сделали пару восхождений, понимали друг друга с полуслова. И представь себе, однажды к вечеру стою на веранде, смотрю, как меняются цвета долины при закате солнца, и вдруг вижу: кто-то топает от деревни вверх — неужто Жучок? А он мне говорит: «Штефан, что-то меня вдруг сюда потянуло со страшной силой — вот я и пришел». Я ему говорю: «Дружище, ты пришел вовремя, я как раз о тебе думал». Погода была как на заказ, мы не стали откладывать, на следующее утро двинулись на место. Нависающая стена, смотрит на северо-запад, за несколько дней до того лил дождь, так что она была сырая, это уже минус. «Мы ее сделаем», — говорит Жучок. Я пустил его первым. Одно удовольствие было смотреть, как солидно он вбивает крючья, как страхует, как ощупывает каждый камень, прежде чем ухватиться, — никакой халтуры. Мы шли почти все время молча, понимали друг друга без разговора, отлично шли. Подробностями я тебя утомлять не буду. Осталось пройти примерно две длины веревки, он скрылся за выступом, и вдруг слышу: «Держи!» Я был хорошо застрахован на своей позиции и сразу приготовился. Видеть я его не видел, скрывал выступ, я слышал только, как крючья, которыми он страховался, прозвенели «дзинь, дзинь, дзинь» и все остались на веревке. Рывок был не снизу, а через верхний крюк, меня вздернуло к нему вверх, так я там и повис. Правда, я был к этому готов, веревка у меня не проскочила, и я его удержал. Потом слышу, как он кричит снизу: «Все, сливай воду, я ногу себе вывихнул». Потом крикнул, что он уже застраховался; значит, у меня руки освободились, я закрепил веревку крючьями и спустился к нему. Он вывихнул ногу в бедре и не мог двигаться. «Прощай, Галерея», — подумал я с сожалением. Что теперь делать? Спускаться по веревке вместе? Об этом нечего было и думать, он шевельнуться не мог, а оставить его в таком состоянии на стене и идти за помощью мне не хотелось, это страшно долго, он за это время мог концы отдать от боли, такое очень даже возможно. И тогда я решил: сам попробую.
— Что сам? — не удержался Ян.
— Вправить ему ногу.
— Что ты мелешь, это не такая простая штука, и делают ее под наркозом.
— Да-да, потом в больнице мне так и сказали. Ну ничего, я основательно застраховал его и себя, схватил его за ногу и стал тянуть, поворачивая ее против направления вывиха. Он ревел как бык, но с третьей попытки сустав вправился, я слышал, как там хрустнуло. Мы оба купались в поту, но ему сразу полегчало, он смог сесть, а когда очухался, сумел сам спуститься на веревке, благо руки у него были в порядке. Дело шло медленно, но мы справились. Я притащил его в хижину, а потом, в больнице, ему уже только зафиксировали ногу. Вот такой конец у истории, как я покорял чертову Галерею. То ли это поражение, то ли победа, сам не знаю.
— Я бы сказал, — помолчав, отозвался Ян, — что вопрос поставлен неверно… какое поражение, какая победа? История покорения Галереи переросла в совсем другую историю… вдруг оказалось более важным совсем другое.
— Ну что ж, возможно, — согласился Юрда.
— Больше ты не пытался на нее подняться?
— Потом было не до нее, вскоре на Магурку пришли Кепка с Гораном и их ребята… эту историю ты уже знаешь.
Штефан завернулся в одеяло.
Майор рядом с ним спал, он слышал его спокойное дыхание.
Штефан прижался к нему. «Друг ли, враг ли, но хотя бы погреться можно, — ухмыльнулся он, улегся поудобнее. — А неплохой получился бивак. По сравнению с теми, какие бывают зимой в горах, просто шикарный».
— Ян, — тихо сказал он в темноту, — когда все это кончится, возьму тебя на Магурку и мы с тобой пройдемся с веревкой по тамошним скалам. Что скажешь? — «Ничего он не скажет, — ответил он сам себе, — уснул наш Яничек. Странно, уснул раньше моего. Спи, брат, спи, это самое разумное, что сейчас можно предпринять. И мне бы не грех поспать».
Штефан закрыл глаза, но, хотя обычно он умел засыпать буквально по команде, теперь сон упорно не шел к нему. Он никак не мог избавиться от какого-то странного напряжения, которое не давало отключиться. Он лежал, глядел во тьму, думал — и тут вдруг рядом с ним шевельнулся немецкий майор, и Штефан понял, откуда это чувство, не то приятное, щекочущее нервы беспокойство, нетерпение, которое испытывает альпинист перед интересным и трудным восхождением, а совсем другое: сознание ответственности, сознание, что задача, за которую взялся, вовсе не такая уж простая и невинная, как он пытался внушить Яну.