Юрда молча курил, не вынимая сигарету изо рта, перекатывая ее из одного уголка губ в другой. Семнадцатилетним подростком он подсмотрел эту манеру в одном французском фильме и не пожалел ни времени, ни сил, чтобы в совершенстве овладеть ею; эта игра доставляла ему не меньше радости, чем само курение. Опираясь локтями о землю, он вытянул ноги перед собой, чтобы дать им передышку, и рассматривал в профиль майора, которого перед выходом из лагеря одели в гражданское тряпье; вместо офицерской фуражки на нем был выцветший берет. Боясь потерять его документы, Юрда зашил их в подкладку своей куртки. «Что-то ты, братец, привял, — подумал Штефан, — но, может, для тебя и лучше, что мы ведем тебя, куда приказано. Если ты не сукин сын и твоя совесть чиста, как ты утверждаешь, то после войны тебя отпустят домой, и ты будешь говорить, как тебе повезло, ты выжил; а ведь кто знает, что ждет твоих товарищей, которые сейчас радуются свободе. Это еще большой вопрос — кому из вас троих, и даже из нас пяти, больше повезло. Всем нам приходится рисковать жизнью, и никто не знает, чем все это кончится. Пожалуй, это справедливо. Справедливо? — задумался он. — Глупости. Пожалуй, единственная справедливость в тугое это время — выиграть войну, всыпать нацистам, чтобы у них раз и навсегда прошла охота портить людям жизнь. Но это еще не означает, что человек обязан вести себя как скотина. — Окурок начал обжигать ему пальцы. — Расфилософствовался, а сигарета тем временем горит впустую. И добро бы какая-нибудь дрянь, а то ведь самая лучшая, «Мемфис». Он жадно сделал последнюю затяжку и с сожалением расстался с бычком, обжегшим губу. «Это не сигареты, а нектар, запомни, безмозглый мальчишка», — говаривал когда-то пан Турза, бакалейщик, посылая его в табачную лавку за пачкой «Мемфиса»; кроме этого изречения, Штефан получал за труды длинную пеструю карамельку. «Когда вырастешь, ничего другого не кури», — наставлял его пан Турза. А когда Штефан дома спросил отца, почему он курит плохонькую «Зорьку», тот сухо ответил: «Потому что они стоят крону за десять штук, ты, умник. Или, может, думаешь, «Мемфис» плохо смотрелся бы у меня в зубах?» Пришлось Штефану согласиться, что с «Мемфисом» папа выглядел бы не хуже, чем сам пан Турза. А когда сам начал зарабатывать себе на жизнь и отчислять из своего бюджета деньги на курево, понял, что дело тут не во вкусе, не в аромате — его нос и язык распознавали их не менее верно, чем органы обоняния и вкуса пана Турзы, — а в чем-то более существенном, определяющем, как и чем человек удовлетворяет свои потребности. «Нектар, — тихо повторил он про себя, задумчиво глядя на догорающий окурок. — В самом деле, аромат совершенно обалденный». Со вздохом он потрогал кармашек гимнастерки. В помятой пачке остались еще три сигареты «Мемфис» — последние из подаренных аптекарем в Леготе в придачу к лекарствам.
— Слушай, Ян, — громко обрадовался он. — А ты знаешь, что жизнь у нас не такая уж и плохая?
— В каком смысле?
— Еды у нас на десять дней. И сигарет тоже.
Ян невольно улыбнулся этому множественному числу.
— Так сколько их у нас, сигарет?
— Угадай.
— Двадцать?
— Двадцать! — Юрда приподнялся на локтях. — Чудак, да ты знаешь, когда у меня в последний раз была целая пачка? — Он порылся в памяти. — Это было так давно, что я уже и не вспомню.
— Ну, говори: сколько? — Ян заинтересовался.
— Три.
— Хотел бы я знать, как это их тебе хватит на десять дней.
— Во-первых, теперь уже не десять, а только девять, — поправил его Юрда. — Сегодняшнюю я уже выкурил. Если каждый день буду выкуривать по одной трети сигареты, мне хватит как раз на девять дней, ясно?
— Мне-то да, и вообще мне это до лампочки. Главное, чтобы тебе было ясно. Хотя чего тут понимать. Или ты их высмолишь все подряд, или как-нибудь разделишь. Если хочешь, я их возьму себе и буду выдавать тебе дневную норму.
— Не надо, я умею держать себя в узде, если понадобится. — Штефан посмотрел на часы. — Как ты насчет легкого обеда?
— Обед, обед. — Стоило Яну подумать об этом, как он почувствовал, что проголодался. — Так ты предлагаешь на сегодня остаться здесь?
— Нет, наоборот. Перекусим и пойдем. Похоже, здесь безопасно, и мы можем рискнуть идти днем, до наступления темноты. А с завтрашнего дня придется в основном использовать утренние и вечерние сумерки. Днем нужно быть все время начеку… не рисковать, а ночью здесь тоже не больно-то разойдешься.
— Значит, вот как у тебя все продумано. — До сих пор Ян не задумывался над тем, как они будут передвигаться, настолько он доверял Штефану и подсознательно подчинялся ему.
— Именно так, — произнес Юрда свою излюбленную присказку. Из рюкзака майора он достал хлеб, копченое сало и отрезал каждому по куску. Укладывая еду в полотняный мешочек, он вдруг остановился.
— Что случилось? — Ян заметил, как руки Штефана вдруг замерли.
— Что? — задумчиво повторил Юрда. — А то, что майорову жратву я буду держать у себя.
— Почему?
— Чтобы он не соблазнился на какую-нибудь глупость. Например, чтобы не вздумал сбежать, запасшись едой на пару дней.