– Разве я могу двумя руками остановить море? – и улыбнулся. Он больше не хотел останавливать море. В его истерзанной душе наступил счастливый покой.
Чем ближе подходил Наполеон к Парижу, тем больше войск у него было. И тем разительнее менялся тон парижской прессы. Неутомимый Тарле приводит несколько удивительных заголовков столичных газет, которые менялись по мере приближения Наполеона к Парижу:
«Корсиканское чудовище высадилось в бухте Жуан».
«Людоед идет к Грассу».
«Узурпатор вошел в Гренобль».
«Бонапарт занял Лион».
«Наполеон приближается к Фонтенбло».
«Его императорское величество ожидается сегодня в своем верном Париже».
Высадившись во Франции 1 марта, Наполеон вечером 20-го входит в свой парижский дворец. К этому моменту над дворцом, откуда накануне сбежал толстый Людовик XVIII, уже развевается трехцветное знамя революции и империи, повешенное добрыми парижанами. Так достали всех эти вонючие Бурбоны!
Кстати, о вонючести. Наполеон вошел в свои покои и сморщил нос. Дело в том, что Людовик ничего не понимал в управлении государством, зато очень любил покушать, чем и занимался целыми днями. Наполеон тоже имел небольшую полноту, но его полнота была следствием голодной юности – так бывает. А у короля Людовика, напоминавшего ходячий шар, ожирение носило крайне нездоровый характер и являлось причиной обычного пищевого разврата. Он поглощал пищу в таких невероятных количествах, что его ноги покрылись незаживающими язвами. Наполеон потом вспоминал: «Когда я вернулся в Тюильри, то обнаружил мои апартаменты отравленными запахом его ног…» Да и всю Францию, добавим.
…Многочисленные авторы позже писали, что второе пришествие Наполеона было поразительной авантюрой, которую можно было прервать одним выстрелом или ударом кинжала.
Но этот выстрел не сделал майор Делессар при первой встрече своего подразделения с Наполеоном. Его не сделали преданные королю артиллерийские офицеры-роялисты из крепостных пушек Гренобля, направленных жерлами на Наполеона. Пушки были заряжены картечью, но вокруг офицеров стояли и молча смотрели на них угрюмые канониры. И, видать, очень нехорошо они смотрели и очень страшно молчали, потому никто из офицеров-роялистов так и не рискнул взять в руки фитиль.
В Лионе генерал Макдональд тщетно пытался за большие деньги найти среди городских подонков хоть кого-нибудь, кто согласился бы выстрелить в императора или пырнуть его ножом на улице. Не обнаружив таковых, он поклялся убить императора лично. Но когда увидел толпы горожан и солдат, ревущие: «Да здравствует император!», начал смутно догадываться, что в данной ситуации исполнение подобной клятвы вряд ли будет признаком большого ума.
Во всей Франции тогда не нашлось ни одного человека, который бы сделал выстрел или нанес удар кинжалом. Страшно одному выступать против всей Франции.
Глава 5 ДРУГОЙ НАПОЛЕОН
Когда в разговоре со случайной старушкой на дороге Наполеон в шутку назвал себя тираном, в его шутке «была доля шутки». Он действительно сосредоточил в руках необъятную власть. В конце жизни Бонапарт так объяснял это своему английскому доктору, который упрекнул Наполеона в отсутствии свободы печати:
– Конечно, во Франции отсутствовала та свобода дискуссии, которая свойственна Англии, хотя иногда я встречал в сенате очень сильное противодействие. Действительно, в стране было не так уж много свободы слова и свободы печати, но что я мог поделать с банкиром или другими независимыми лицами, которые противодействовали принимаемым мною мерам?.. Я не отрицаю, что старая конституция Франции была скверной и требовала значительных изменений, но когда я вернулся с Эльбы, конституция, которую я вручил французам, была прекрасной, и единственным ее недостатком было то, что я оставил себе слишком мало власти… Я не мог запрятать человека в тюрьму, наложить штраф, ввести налоги или взимать их с лиц, освобожденных от воинской повинности; к тому же по конституции был введен закон о свободе печати.
Передышка на острове Эльба дала Наполеону возможность вырваться из беличьего колеса войн и государственной работы, немного подумать, а кое-что переоценить. Поэтому, перед тем как покинуть остров, Наполеон заявил сопровождающим, что теперь его политика будет иной – направленной в сторону большего либерализма и бол ьших гражданских свобод.
Вообще всю свою жизнь он шел к тому, о чем сказал незадолго до смерти: «Я собирался создать такую Европу, в которой граждане имели бы одну и ту же национальность и могли бы перемещаться из одного конца Европы в другой с одним паспортом…»
Это было заявлено постфактум, поэтому многие историки полагают, что Наполеон придумал такую версию уже на Святой Елене, а на самом деле он «стремился к мировому господству». Историкам, конечно, виднее, чем Наполеону, куда тот стремился. Поэтому примем их версию, а не наполеоновскую. Ведь кто такой Наполеон? Так, мелкая сошка. Не ведал, что творил… А историки – это же умищи!