Наполеон. Попытка № 2

Забавно, но до сих пор в России находятся люди, которые считают бородинский разгром нашей армии славной победой русского оружия. Интересно, с чего бы?.. Отступающая армия закрепляется на неудачных позициях, с которых ее выбивают. После чего армия продолжает отступление, а противник захватывает столицу. Где тут победа русского оружия, откройте мне глаза? Неужели она только в том и состоит, что армия после долгого и кровопролитного боя, лишившись трети личного состава и почти трех десятков генералов, отступила организованно, а не бежала в панике, преследуемая противником? Тогда любое отступление нашей армии рекомендую считать великой победой. А можно пойти дальше и считать славными победами русского оружия все большие окружения, сдачи городов и крупные потери.

Любопытно, что к моменту Бородинской битвы у Наполеона осталось меньше войск и артиллерии, чем у Кутузова. Кутузов под Бородином имел 160 тысяч человек, а Наполеон 130. Куда же делась полумиллионная наполеоновская орда? Огромные размеры страны вынуждали Наполеона оставлять в завоеванных пунктах гарнизоны, обеспечивать растянутые коммуникации. При этом Наполеон под Бородином наступал, то есть должен был иметь, по всем законам тактики, больше народу, а не меньше. Но он все равно выиграл. Причем выиграл, даже не вводя в бой резервы – гвардию.

А русские? Наши солдаты сражались храбро, а вот что касается руководства, то командиры действовали неорганизованно, вразнобой, порой не докладывая о перемещениях своих корпусов наверх. Да и кому было докладывать, если Кутузов от ведения боя устранился, понимая, что губит людей только для проформы. Как писал потом Раевский: «Нами никто не командовал».

Но особенно отличились при Бородине казаки. Кутузов в рапорте Александру эвфемистически сообщал, что «казаки… не действовали». А не действовали они по одной простой причине – их командир атаман Платов нажрался так, что всю битву провалялся мертвецки пьяным. Даже Кутузов, который и сам не отличался особым рвением в службе, покачал головой и сказал, что впервые в жизни «видит полного генерала без чувств пьяного». Зато в другом Платов со своими казаками сильно преуспел: в грабежах мирного русского населения.

Короче говоря, в результате в Бородинском побоище обороняющийся Кутузов потерял 53 тысячи человек, а наступающий Наполеон – 35 тысяч…

Но Кутузову, в отличие от политрука Панфилова, было куда отступать: позади Москва!..

Глава 3 «ВОТ БАШНИ ПОЛУДИКИЕ МОСКВЫ ПЕРЕД ТОБОЙ В ВЕНЦАХ ИЗ ЗЛАТА…»

А ведь Москву можно было спасти!.. Или, по меньшей мере, попытаться сделать это. У офицеров Кутузовского штаба такие предложения были. Когда перед бессмысленной Бородинской битвой обсуждали, куда отступать после битвы, некоторые предлагали повернуть к Калуге, чтобы попытаться увлечь за собой Наполеона, который, возможно, пожелает довершить разгром русской армии и пойдет за ней. И тем самым Москва будет спасена. Однако вечно сонный Кутузов равнодушно махнул рукой: «Пусть идет на Москву». И это при том, что ранее сам же Кутузов с великим пафосом толкал следующие спичи: «Потеря Москвы – потеря России»!

Сдать-то он Москву сдал, но, чувствуя, что поступил нехорошо, только на третий день после сдачи города решился доложить об этом царю. Узнав о сдаче Москвы, Александр заплакал.

Это мы за двести лет привыкли к тому, что Москву сдали, а тогда отношение к действиям фельдмаршала было совершенно иным. Его офицеры были шокированы таким решением. Доходило даже до прямого неповиновения высших офицеров приказам «предателя». А царь Александр писал Кутузову: «Вспомните, что вы еще обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы». Перепуганный неудовольствием императора, Кутузов тут же свалил всю вину за оставление Москвы на. Барклая де Толли, написав государю, что это-де политика прежнего руководства армией привела к столь печальному итогу.

Преступная низость Кутузова дошла до того, что он не постеснялся даже перехватывать личные письма Барклая де Толли своей семье. О чем возмущенный и оклеветанный Барклай писал жене: «Я не понимаю, что это значит, что тебе не отдали письма, которое я тебе написал вечером после сражения и отправил с тем же фельдъегерем, который вез письмо Кутузова к его жене. Я не понимаю, как можно задерживать семейные письма. Это гнусности, которые следует прибавить ко многим другим, какие делаются». (Последующие письма Барклай передавал уже через адъютанта генерала Вильсона, и они прекрасно доходили.)

После оставления Москвы Ростопчин писал Александру: «Князя Кутузова больше нет – никто его не видит, он все лежит и много спит. Солдат презирает и ненавидит его. Он ни на что не решается. Молоденькая девочка, одетая казаком, много занимает его. Довод у него тот, что надо сберегать армию, но если она должна все отступать, то он скоро ее лишится».