Наполеон малый

Гнусность преступления вопиет к небу. Сотни других свидетельств, имеющихся у нас перед глазами, повторяют почти в тех же выражениях точно такие же факты. Очевидно, бесспорно и неопровержимо, ясно, как день, что в четверг 4 декабря 1851 года мирное население Парижа, не причастное ни к какой борьбе, расстреливалось без предупреждения, умерщвлялось исключительно с целью устрашения, ибо никакого другого смысла в загадочном приказе Бонапарта быть не могло.

Расправа продолжалась до наступления темноты. Больше часа длилась на бульварах эта оргия пуль и картечи. Грохот снарядов смешивался с ружейной стрельбой; были случаи, когда солдаты палили друг в друга. Батарея 6-го артиллерийского полка, входившего в бригаду Канробера, была выведена из строя, — лошади, обезумев от свиста картечи и пуль, взвились на дыбы, сломали дышла, перебили колеса, передки, и меньше чем за минуту от всей батареи только одна пушка осталась на колесах целой. Эскадрон 1-го уланского полка вынужден был спрятаться в сарае на улице Сен-Фиакр. На следующий день уланы насчитали на своих флажках семьдесят дыр. Солдаты точно озверели. На углу улицы Ружмон какой-то генерал стоял возле дымящихся орудий и махал руками, словно пытаясь остановить солдат; полкового врача 27-го полка солдаты чуть не убили на месте, когда он пытался уговорить их. Какой-то сержант крикнул офицеру, схватившему его за руку: «Лейтенант, вы изменник!» Солдаты были вне себя, они словно обезумели от преступления, которое их заставили совершать. Бывают минуты, когда ужас перед тем, что вы делаете, приводит вас в еще большее ожесточение. Кровь — страшное вино; убийство опьяняет.

Казалось, чья-то рука, высунувшись из тучи, разбрасывала смерть куда попало, — солдаты были просто смертоносными снарядами.

По одному только фасаду дома, где помещался магазин Саландруз, били две пушки. Они стояли напротив, на бульваре, на расстоянии нескольких шагов, и били по нему не переставая, прямой наводкой. Дом, старинный особняк из тесаного камня, замечательный своим монументальным крыльцом, раскалывался на глазах, словно в него забивали железные клинья; от него отваливались куски, он расседался, покрывался трещинами сверху донизу; солдаты все больше и больше входили в азарт. При каждом выстреле дом содрогался и трещал. Вдруг какой-то артиллерийский офицер прискакал и крикнул: «Стойте! Стойте!» Дом уже накренился; еще один снаряд, и он бы рухнул прямо на пушки и канониров.

Канониры были совершенно пьяны и уже не понимали, что делают; несколько человек из них были убиты отдачей орудий. Пули летели сразу со всех сторон — и от ворот Сен-Дени, и с бульвара Пуассоньер, и с бульвара Монмартр; артиллеристы, слыша, как они жужжат рядом, ложились на шею своих лошадей, орудийная прислуга пряталась за зарядными ящиками и под повозками; несколько солдат, растерзанные, без фуражек, пробежали сломя голову на улицу Нотр-Дам-де-Рекувранс; кавалеристы, не помня себя, стреляли в воздух; другие спешивались и прятались за лошадьми. Три или четыре лошади, сорвавшиеся с узды, носились, обезумев от ужаса.

К этому побоищу присоединились чудовищные забавы. Венсенские стрелки, расположившись на бульваре на баррикаде, которую они взяли штурмом, упражнялись оттуда в стрельбе в цель на дальнее расстояние, стреляя по прохожим. Жители соседних домов слышали их гнусные разговоры: «Бьюсь об заклад, что уложу вот этого». — «Держу пари, что нет». — «Держу пари, что да». Раздавался выстрел. Если человек падал, об этом можно было догадаться по взрыву хохота. Когда проходила женщина: «А ну-ка, целься в женщину! — кричали офицеры, — стреляйте в женщин!»

Это тоже был своего рода пароль: на бульваре Монмартр, где больше действовали штыками, какой-то молодой капитан из штабных кричал: «Колите женщин!»

Женщина с хлебом подмышкой пыталась перейти улицу Сен-Фиакр; ее уложил стрелок.

На улице Жан-Жака Руссо не дошли до такого зверства; когда какая-то женщина крикнула: «Да здравствует республика!», солдаты только высекли ее. Но вернемся на бульвары.

Один прохожий, судебный пристав, получил пулю в лоб. Он упал на четвереньки, крича: «Пощадите!», и тут же в него всадили еще тринадцать пуль. Он выжил. По какой-то невероятной случайности ни одна рана не оказалась смертельной. Пуля, попавшая в лоб, разорвала кожу и только оцарапала кость, не нанеся большого вреда.

Восьмидесятилетнего старика нашли в закоулке, где он пытался спрятаться, приволокли к подъезду магазина «Пророк» и там расстреляли. «Ну, он не набьет себе шишки на затылке!» — сказал один солдат: старик упал на груду трупов. Двое молодых людей из Исси, женившиеся месяц тому назад на двух сестрах, переходили бульвар, возвращаясь домой; увидев направленные на них дула ружей, они бросились на колени, умоляя пощадить их, они кричали: «Мы только что женились, на сестрах!» Их пристрелили. Продавец лимонада по имени Робер, живший в предместье Пуассоньер, в доме № 97, бежал по улице Монмартр со своим жестяным сифоном на спине. Его убили. [50]