Наполеон III. Триумф и трагедия

В соответствии с поручениями из Парижа в среду, 13 июля 1870 года, в начале десятого часа утра Бенедетти встретился с королем Пруссии Вильгельмом I, который в это время был на утренней прогулке. В ходе короткого разговора посол Франции попытался добиться у короля гарантий, что прусский король впредь никогда не согласится на выдвижение кандидатуры Гогенцоллерна на испанский престол в случае, если такие попытки возобновятся. На этот раз король был чрезвычайно взволнован новостями из Парижа и требованиями французов. Вежливо, но твердо Вильгельм I отказался давать какие-либо гарантии. По итогам переговоров Бенедетти телеграфировал Грамону: «Король категорически отказался уполномочивать меня передавать Вам такие гарантии»[2152].

В час дня Бенедетти попытался еще раз получить аудиенцию у короля, который в это время имел беседу с прибывшим из Берлина графом Эйленбургом. По совету графа Вильгельм I решил, что не будет снова встречаться с послом Франции, и просил передать Бенедетти, что ему больше нечего сказать по этому поводу[2153]. Через несколько часов король получил официальное письмо от Антона об отказе Леопольда претендовать на испанский престол и отправил своего адъютанта к послу Франции, чтобы вручить ему копию письма Антона[2154].

Однако навязчивый напор французов подействовал на Вильгельма I, и он поручил тайному советнику Министерства иностранных дел Генриху Абекену информировать главу прусского правительства о событиях дня и уполномочить от его лица Бисмарка сделать достоянием гласности все подробности встречи с Бенедетти[2155].

Вечером того же дня Бенедетти телеграфировал министру иностранных дел Грамону: «Король уполномочил меня телеграфировать Вам от его имени, что он дает свое добро на отставку принца Гогенцоллерна; но большего сделать неспособен»[2156].

На следующий день, 14 июля 1870 года, уезжая из Бад-Эмса, король имел короткую беседу с Бенедетти, в ходе которой сказал послу Франции, что дальнейшее обсуждение этой проблемы будет продолжено в Берлине между правительствами[2157].

Тем временем все шло к своей логической развязке. Кульминация июльской драмы достигла своего апогея в Берлине, и главным действующим лицом стал глава прусского правительства Бисмарк. Утром 13 июля Бисмарк был во власти тяжелых раздумий о возможной отставке. Весь день руководитель правительства Пруссии ожидал новостей из Бад-Эмса. Никогда ранее у Пруссии не было столь благоприятных внешнеполитических и военных обстоятельств для борьбы с Францией. Неразумные действия руководителей Франции, истерика, уже долгое время властвовавшая на улицах Парижа и на газетных полосах, давали отличный шанс для прусских политиков с оптимизмом смотреть в будущее. Военный блок правительства в один голос заверял о готовности армии к борьбе и о возможности достижения победы. Однако уступки в вопросе престолонаследия, продолжавшиеся прямые переговоры Вильгельма I с французским послом в Бад-Эмсе, нежелание короля доводить дело до разрыва с Францией ставили под сомнение все усилия прусского правительства последних лет. Столь долго и упорно выстраиваемое здание единого немецкого дома могло остаться недостроенным.

К вечеру 13 июля 1870 года в берлинской квартире Бисмарка встретились военный министр Роон и начальник Генерального штаба Мольтке[2158]. Разговор явно не клеился. Настроение у всех было подавленным. В это время Бисмарку принесли депешу из Бад-Эмса, в которой освещался ход последних переговоров между Вильгельмом I и Бенедетти. Поинтересовавшись мнением военных о готовности Пруссии к войне с Францией и получив утвердительный ответ, Бисмарк подправил депешу и приказал опубликовать ее. В исправленном виде телеграмма из простого информационного сообщения превратилась в резкий дипломатический документ, из чего следовало, что король Пруссии отказался разговаривать с послом великой европейской державы. Таким образом, Франции наносилось публичное оскорбление, которое должно было легко воспламенить и так до крайности взбудораженное французское общественное мнение. На этом и был построен весь расчет Бисмарка.

Более удачного дня для появления «Эмсской депеши», чем 14 июля, нельзя было и придумать. Утром текст телеграммы, правленный Бисмарком, появился в берлинских газетах, а вечером — в специальном приложении к парижским газетам[2159]. Хотя день 14 июля (день, когда в 1789 году в Париже была взята крепость-тюрьма Бастилия восставшим народом) официально во Второй империи не праздновался, настроение в городе было традиционно приподнятое. И именно в этот день появилась оскорбительная для французов телеграмма. «Это пощечина Франции»[2160], — сказал Грамон главе правительства Оливье после прочтения текста телеграммы.