Наполеон III. Триумф и трагедия

В тот момент никто не мог и представить, что до падения династии Бонапартов и Второй империи осталось менее четырех месяцев.

Глава 20 Июльский кризис. Война с Пруссией

Утро субботы, 2 июля 1870 года, было восхитительным. Яркое восходящее солнце на безоблачном небе предвещало парижанам очередной теплый день. Веселые лучи света заливали городские улицы, заглядывали в окна домов и, переливаясь разными цветами, играли на слегка покачивавшихся водах Сены. Солнечный свет проникал и в окна здания Министерства иностранных дел Франции на набережной д’Орсе. В одной из таких комнат располагался кабинет министра иностранных дел Антуана де Грамона, который в середине мая приступил к своим обязанностям[2117].

Назначению нового министра в немалой степени способствовала императрица Евгения, всесторонне поддерживавшая стремление Грамона к самым тесным связям с Австро-Венгрией и созданию прочного союза между Францией и Дунайской империей, направленного против протестантской Пруссии.

Несмотря на всю прелесть июльского утра, настроение министра было тревожным. Несколько часов назад он получил конфиденциальное шифрованное письмо из Испании, из которого узнал, что принц Леопольд фон Гогенцоллерн-Зигмаринген, представитель католической южногерманской ветви прусского королевского дома, сообщил своей тете, принцессе Марии Баденской, что согласился принять испанскую корону[2118].

Вот уже несколько месяцев французское правительство беспокоили слухи о возможном тесном альянсе между Испанией и Пруссией. С учетом желания испанцев найти подходящего принца из европейских царствующих домов, занятие испанского престола принцем из дома Гогенцоллернов — самый кратчайший путь к союзу двух государств.

На восточной границе и так уже было тревожно, а теперь под непосредственным ударом может оказаться Южная Франция. Рисовались самые ужасные картины борьбы на два фронта. Кое-кто вспомнил историю правления Карла V, императора Священной Римской империи и короля Испании, и что это означало для Франции. Судя по всему, скептики были правы.

На следующий день Грамон получил подтверждение самым мрачным предсказаниям из срочной телеграммы от своего посла в Мадриде[2119]. В документе говорилось, что кортесы приступят к рассмотрению кандидатуры принца Леопольда на испанский трон. Не мешкая министр отправился в Сен-Клу[2120], чтобы доложить императору об ужасной новости из Испании.

Через три дня французские газеты вышли с сенсационными заголовками о занятии вакантного испанского престола представителем семейства Гогенцоллернов. Газетчики не скупились на эпитеты и назвали все происходившее в Испании самой большой угрозой для империи. К вечеру в столице все только и делали, что с непомерной горячностью обсуждали эту поразительную весть.

Днем 6 июля 1870 года министр иностранных дел выступил перед депутатами Законодательного корпуса по вопросу «испанского престолонаследия» и в жесткой форме пообещал потребовать от Пруссии отказаться от планов занять испанский трон. С трибуны министр заявил[2121]:

Мы считаем, что уважение к правам соседнего народа не может заставить нас допустить, чтобы иностранная держава, посадив одного из своих принцев на трон Карла V, нарушила тем самым в ущерб нам существующее равновесие сил в Европе и подвергла опасности интересы и честь Франции. Мы твердо надеемся, что подобная возможность не осуществится. Чтобы не допустить этого, мы рассчитываем одновременно и на благоразумие немецкого народа, и на дружбу испанского народа. Но если случится иное, мы сумеем, чувствуя силу вашей поддержки и поддержки нации, выполнить наш долг без колебаний и без слабости.

Последние слова министра потонули в оглушительных овациях и криках поддержки большинства депутатов[2122]. В ту же секунду галерка в Бурбонском дворце, предназначенная для публики, сотряслась от взрыва одобрительных выкриков, грома аплодисментов и топота. Толпа, собравшаяся у Бурбонского дворца, с восторгом встретила новости из зала заседания. Горячность правительства и депутатов впервые вылилась на улицы столицы. На следующий день газеты вышли с подробным описанием заседания Законодательного корпуса[2123]. Теперь каждый номер газеты буквально растворялся в жадной до новостей публике.