Несмотря на все протесты, правительства Великобритании и Франции не желали доводить дело до полного разрыва отношений с Россией и вооруженного противостояния с ней. Уже в следующей ноте от 3 августа 1863 года австрийское, английское и французское правительства заявили, что считают русское правительство единственным виновником Польского восстания и только оно должно винить себя и нести полную ответственность за все последствия, которыми грозит в дальнейшем восстание[1735].
Поскольку к осени 1863 года основные очаги восстания были подавлены, а позиция России осталась неизменной, активность английской и французской дипломатии начала снижаться. Последним значимым шагом правительства Наполеона III в «польском вопросе» стало обращение 4 ноября 1863 года к европейским государям с приглашением созвать конгресс в Париже[1736]. Однако это обращение было отклонено великими державами. К середине 1864 года восстание практически было подавлено.
При этом следует отметить, что события, связанные с Польским восстанием, имели долговременные последствия. Франция была недовольна умеренной позицией правительства Палмерстона. Великобритания в конечном итоге отвергла конференцию, которую предложил Наполеон III. Более того, англичанам не нравилась активность французской дипломатии, они усматривали в ней попытки Парижа перекроить карту Европы.
В окружении императора (прежде всего в лице императрицы Евгении) возобладали антибританские настроения. Евгения была дружна с австрийским послом Меттернихом и его супругой Паулиной фон Меттерних (урожденной венгерской аристократкой Шандор), итальянским послом графом Нигра и прусским послом бароном фон Гольцем. Неприязненные отношения у нее сложились с английским послом Коули.
Несмотря на то что в это время Франция и Великобритания совместно искали дипломатическое решение о статусе Ионических островов и проводили морские карательные операции на Дальнем Востоке против Японии, между двумя государствами устойчиво пролегла глубокая трещина недоверия.
Императрица Евгения часто встречалась с вышеуказанными посланниками Австрии, Италии и Пруссии. В первое время она по просьбе императора доносила идеи, которые Наполеон III считал полезным неофициально озвучить в качестве предварительных посылов. Однако в дальнейшем некоторые политики полагали, что императрица в доверительных разговорах озвучивала мысли не только Наполеона III, но и свои собственные. Так, 21 февраля 1863 года в ходе трехчасовой беседы с Меттернихом она откровенно обрисовала ви€дение территориальных изменений в Европе, проиллюстрировав свои слова на карте континента[1737]. В общих чертах получалась следующая картина:
— воссоздание Польского королевства из польских земель Австрии, России и Пруссии;
— по желанию Австрии польским королем мог бы стать австрийский эрцгерцог. Однако императрица склоняется к тому, чтобы королем Польши стал король Саксонии, поскольку его предки правили в Польше в XVIII веке;
— король Саксонии мог бы отдать Саксонию Пруссии, которая также получила бы все немецкие территории к северу от реки Майн. За это Пруссия передала бы Австрии Силезию, а Франции — левый берег Рейна;
— Австрия передает Виктору Эммануилу II Венецию. В свою очередь, король Пьемонта отказывается от Центральной и Южной Италии в пользу нового Королевства Центральной Италии, и воссоздается Неаполитанское королевство;
— за свои территориальные потери (Венеция и польские земли) Австрия должна быть вознаграждена, в дополнение к Силезии, турецкими провинциями на восточном побережье Адриатики;
— Россия за свою уступку польских земель должна получить левый берег Дуная в Бессарабии и турецкие провинции в Малой Азии;
— остальная часть Турции в Европе (включая Константинополь) должна быть передана Греции.
Таким образом, по мысли императрицы Евгении, Турецкая империя должна быть расформирована во благо христианства и морали. Лишенные своих государств, немецкие суверены могли бы стать правителями центральных и южноамериканских республик, чтобы «нести европейскую цивилизацию в американское полушарие, как эрцгерцог Максимилиан в Мексике»[1738].
Австрийский посол был ошеломлен. Правда, сказать доподлинно, насколько это были сокровенные идеи самого Наполеона III или предложения исключительно императрицы, невозможно. Несмотря ни на что, Меттерних на следующий день послал обстоятельное письмо своему патрону графу Иоганну фон Рехбергу, в котором изложил слова императрицы, сравнив их разговор с волшебным полетом над Европой[1739].