Наполеон

   — Нет, правда нет! Ты ведь знаешь, я люблю тебя слушать. — И это было правдой. Она была горда тем, что её посвящают в такие секретные планы. К тому же она всегда старалась поддерживать его, и если бы даже он неустанно повторял десять заповедей, она бы всё равно внимательно его слушала и не жаловалась. Она была растрогана его откровенностью — великий Юпитер взирал с высоты на неблагодарный мир.

   — А теперь, — внезапно проговорил он, — я не могу видеть даже свою жену.

И он начал с теплотой, с излишней теплотой, как ей показалось, рассказывать о Марии-Луизе. Он ни в чём её не винил, считая, что она очутилась в руках жестоких людей, которые перехватывают или задерживают её письма. Он говорил о том, что не собирается сдаваться, что один из его офицеров находится сейчас у императрицы и, по его расчётам, через неделю или две привезёт её на Эльбу.

Мария Валевская ничего не ответила. Она просто не могла сказать ему о том, что Мария-Луиза никогда не приедет.

Ветер посвежел, и стало прохладнее. Внезапно он поднялся на ноги и повёл себя опять как влюблённый юноша.

   — Прости меня, Юнона! Нет ни прошлого, ни будущего. Есть только один этот бесконечный день на Олимпе. Моя дорогая Мария, есть только ты и я! Обними же своего потрёпанного жизнью Юпитера!..

Остаток дня прошёл без печали. Александр, одетый в польский костюм, прятался среди деревьев. Наполеон опять играл роль чуткого молодого любовника. Вечером за ужином, находясь в приподнятом состоянии духа, вдали от условностей дворца, он развлекал общество рассказами о своих придворных и о высшем обществе Портоферрайо.

Внезапно он указал в направлении моря:

   — Что это там такое?

Весь Портоферрайо сверкал огнями.

Рано утром было доставлено письмо от генерала Дрюо.

Вскоре после завтрака мэра селения Марчиана, находившегося неподалёку, пропустили в палатку Наполеона, и оттуда стали доноситься раздражённые речи. Вскоре пригласили Марию Валевскую. Когда она вошла, Наполеон расхаживал по палатке взад-вперёд, комкая в руке за спиной письмо.

   — Доброе утро, моя дорогая. — Он был озабочен, но, как всегда, учтив.

   — Что-нибудь случилось?

   — Плохие новости. Ты видела огни прошлой ночью?

   — Да, Наполеон.

   — Эти огни были зажжены в честь императрицы.

   — Она здесь?

Для неё это был удар.

   — Нет, нет, — произнёс он с оттенком нетерпения в голосе. — Я имел в виду, что они горели в твою честь. Люди думают, что ты — Мария-Луиза, а Александр — король Рима.

   — О, мой милый, — проговорила она с широко раскрытыми глазами. — Но почему?

   — Ты примерно такого же роста, как Мария-Луиза. И мальчики примерно одного возраста. О вашем приезде рассказали моряки и конюхи — вот идиоты.

Он не стал ей докладывать все подробности этой ужасной ошибки, так как сам не верил в то, что ему сообщили. Дело в том, что после того, как неаполитанский корабль отплыл, к байкам моряков стали относиться с большей серьёзностью. Женщина называла ребёнка сыном императора. Ко всему этому добавились слухи, распускаемые кучерами и форейторами. Некоторые из них когда-то находились на службе в Тюильри и теперь говорили, что, несмотря на вуаль, узнали в прибывшей женщине Марию-Луизу. В конце дня почти все на острове были убеждены в приезде императрицы и вечером без каких бы то ни было распоряжений свыше выразили свой восторг по этому поводу, поставив на окна лампы и свечи. Сам Дрюо был тоже встревожен, так как простые люди не верили ему, и городские власти хотели знать, как им поступить. Если эта женщина приехала ненадолго (как предполагал Дрюо), будет лучше, если она отплывёт ночью.

Мэр Марчианы, как сообщил ей Наполеон, принял на веру все эти слухи и приказал украсить своё селение приветственными огнями. Этим утром он поднялся на гору специально для того, чтобы высказать своё почтение императрице, а вместо этого получил резкую отповедь. Со стороны Наполеона это была явная оплошность.

   — О, мой милый, — со вздохом повторила графиня.

   — Ты видишь, — сказал он. — Это подтверждает то, о чём я говорил тебе прошлым вечером: в этой дыре ни от кого не может быть секретов.

«Если бы я открыто, как все другие путешественники, сошла на берег в Портоферрайо, никаких бы особых проблем не было бы», — подумала она, но не высказала эту мысль вслух. Теперь людям необходимо ясно и недвусмысленно сказать, что она не императрица. А кто она такая — это не их дело. «Без сомнения, сейчас разразится лёгкая буря», — пронеслось у неё в сознании.

Но Наполеон сказал следующее:

   — Я очень сожалею, моя милая Мария, но будет лучше, если ты сегодня же поедешь обратно в Италию.

   — Как, Наполеон, сегодня?!

Конечно, она не была уверена в том, что он предложит ей остаться с ним навсегда, но, по крайней мере, рассчитывала провести с ним хотя бы ещё несколько дней любви и блаженства.

   — Ты не понимаешь, — начал терпеливо объяснять он. — Скоро приедет императрица — не более чем через неделю или две. А если до неё дойдёт хоть часть этих дурацких слухов — она может не приехать вообще.