Наполеон улыбается или хохочет, но никогда не смеется.[471] «Кто заглянул в пророческую бездну Трофония, уже никогда не будет смеяться», — думали древние.
«Всегда один среди людей, я возвращаюсь домой, чтобы мечтать наедине с самим собою и предаваться меланхолии. О чем же я буду мечтать сегодня? О смерти», — пишет в своем дневнике семнадцатилетний артиллерийский подпоручик Бонапарт, в бедной комнатке Оксонских казарм. И на высоте величия император Наполеон носит на груди ладанку с ядом. Мысль о самоубийстве сопровождала его всю жизнь, хотя он и знал — «помнил», что себя не убьет. И не от каких-либо внешних несчастий приходит ему эта мысль, а оттого, что он устает спать «летаргическим сном» жизни и хочет наконец проснуться, хотя бы в смерть.
«Бури ищет всегда твой беспокойный дух, — говорит ему Жозефина. — Сильный в желаниях, слабый в счастье, ты, кажется, только себя одного никогда не победишь».[472]
жалуется Богу мать богатыря. И Наполеон, как Гильгамеш, — «друг печали».
мог бы он повторить древневавилонскую молитву к богине Иштаре. И доныне путь Гильгамеша-Наполеона не кончен: вечно скорбящий, стенающий, как бы гонимый неведомой силой, все идет и идет он, остановиться не может, подобно Агасферу и Каину. Путь его — путь всего человечества.
Он движется не по своей воле: кто-то бросил его, как бросают камень. «Я обломок скалы, брошенной в пространство. Je suis une parcelle du rocher lanc'ee dans l'espace».[473] Только продолжает на земле бесконечную параболу, начатую где-то там, откуда брошен, и нашу земную сферу пролетает как метеор.
8 августа 1769 года, за семь дней до рождения Наполеона, появилась комета, которую астроном Миссиэ наблюдал с Парижской обсерватории. Хвост ее, блестевший чудным блеском, достиг в сентябре 60 градусов длины и постепенно приближался к солнцу, пока наконец не исчез в лучах его, как бы сама комета сделалась солнцем — великой звездой Наполеона.
А в первых числах февраля 1821 года, за три месяца до смерти его, появилась над Св. Еленою другая комета. «Ее видели в Париже 11 января», — пишет астроном Фей (Paye). «В феврале сделалась она видимой простому глазу, и хвост ее достигал 7 градусов. Ее наблюдали по всей Европе, а с 21 апреля по 5 мая и в Вальпарайзо». Значит, в обеих гемисферах небес, по всей Атлантике, последнему пути Наполеона.
«Слуги его уверяют, будто бы видели комету на востоке, — записывает, в дневнике своем, доктор Антоммарки 2 апреля 1821 года. — Я вошел к нему в ту минуту, когда он был встревожен этим известием. „Комета, — воскликнул он в волнении. — Комета возвестила смерть Цезаря… И возвещает мою…“»[474] — «5 мая (день смерти Наполеона), — сообщает тот же астроном Фей, — можно было с острова Св. Елены видеть в телескоп, как эта комета, постепенно удаляясь от земли, исчезла в пространстве».[475]
«Несчастный! Я его жалею, — писал никому еще не известный артиллерийский подпоручик Бонапарт в 1791 году о гениальном человеке — о самом себе. — Он будет удивлением и завистью себе подобных и самым жалким из них, le plus mis'erable de tous… Гении суть метеоры, которые должны сгорать, чтобы освещать свой век».[476]
Сгорать, умирать, быть жертвою — таков удел его, — это он знает уже в начале жизни и еще лучше узнает в конце, на Св. Елене, под созвездием Креста: «Иисус Христос не был бы Богом, если бы не умер на Кресте». Но знание это темно для него, как солнце слепых: свет солнца не видят они, только теплоту его чувствуют, — так и он.
Богу солнца Молоху, приносил он жертву на острове Горгоне, а на Св. Елене приносится в жертву сам — кому — этого он не знает; но думает, — Року.
В солнце померкла звезда его. Что это за солнце, он тоже не знает и тоже думает, — Рок.
Роком называли древние то, что мы называем «законом природы», «необходимостью». Существо обоих — смерть, уничтожение личности, ибо закон природы так же безличен, как рок. Надо было выбрать жизнь или смерть, кроткое иго Сына или железное — Рока. Мы выбрали последнее, и падаем жертвами его, так же как наш герой. Наполеон самый великий из нас и «самый жалкий».