Написано кровью моего сердца

Знаю ведь, о чем он думает: Джейми и не пытался этого скрыть. Я внезапно вспомнила о том, как мы сидели в той таверне в Кросс-Крике, а он вдруг обхватил мое лицо ладонями и поцеловал, а губы его были сладкими от вина.

Я вскочила со скамьи и хлопнула по ней рукой.

— Да, до поросячьего визга! — заорала в ярости. — Я каждый день пила без просыху с тех пор, как услышала о твоей смерти.

Он протяжно выдохнул, снова зацепившись взглядом за сцепленные на коленях руки. Очень медленно Джейми разжал пальцы.

— И что же ты получила от Грея?

— Грушу для битья. По крайней мере, с этого мы начали.

Джейми изумленно вытаращил глаза.

— Ты его ударила?

— Нет, я ударила тебя! — рявкнула я.

Рука невольно сжалась в кулак, вспомнив тот первый удар в беззащитную плоть — слепой, безумный, выплескивающий всю глубину моего горя. На краткий миг я ощутила чужое тепло, но оно тут же пропало — а через секунду вернулось, когда меня швырнули на туалетный столик, хрустнувший под тяжестью, и навалились сверху, сжимая запястья и заставляя выть в голос от ярости. Что происходило дальше, помнила я смутно… точнее, отдельные фрагменты очень даже хорошо, но в цельную картину они не складывались.

«Как в тумане», — говорят про подобные случаи. Это значит, что объяснить такое невозможно; если сам не пережил, все равно не понять.

— Мэри Макнаб, — сказала я невпопад. — Она дала тебе… как ты говорил — нежность? Наверное, можно как-то описать и то, что дал мне Джон, только я это слово еще не придумала.

А мне оно крайне необходимо.

— Может быть, насилие. Отчасти.

Джейми заметно напрягся. Поняв его опасения, я покачала головой:

— Не в этом смысле. Я ушла в себя. Глубоко, чтобы ничего не чувствовать. А Джон… Он был сильнее. И заставлял меня чувствовать. Поэтому я его ударила.

Джон будто срывал с меня пелену отрицания, шелуху каждодневных бытовых забот, благодаря которым я держалась на ногах и хоть как-то существовала. Он сдирал бинты с гнойной раны горя, обнажая мое истекающее кровью нутро, не желающее заживать.

Густой воздух, влажный и горячий, застревал в горле. Наконец я нашла нужное слово.

— Триаж, — внезапно сказала я. — Так в медицине называется сортировка больных. Под всей этой шелухой я… умирала. Истекала кровью. А когда сортируешь больных… в первую очередь надо остановить кровотечение. Просто остановить. Иначе пациент не жилец. Вот Джон и… остановил кровь.

Залепив мою рану своей собственной — своим горем, яростью… Две раны, сжатые вместе: кровь течет, но уже не теряется зря, она попадает из одного организма в другой, горячая, жгучая, чуждая — но при этом дарующая жизнь.

Джейми пробормотал что-то на гэльском; большую часть слов я не разобрала. Он сидел, повесив голову, упираясь локтями в колени, и шумно дышал.

Я села рядом и тоже вздохнула. Цикады трещали все громче; их стрекотание, заглушавшее даже шелест воды и листьев, пробирало до самых костей.

— Будь он проклят, — пробормотал наконец Джейми и выпрямился. Он выглядел злым — но сердился отнюдь не на меня.

— А Джон… с ним все хорошо? — робко спросила я.

К удивлению — и некоторому облегчению, — Джейми чуть заметно улыбнулся.

— Да. Хорошо. В этом я уверен.

Хотя в голосе, как ни странно, прозвучало некоторое сомнение.

— Ты что, черт возьми, с ним сделал?! — встрепенулась я.

Он сжал на миг губы.

— Ударил. Дважды, — добавил он, отводя глаза.

— Дважды? — потрясенно переспросила а. — А он что?

— Ничего.

— Неужели…

Я откинулась на спинку скамьи. Теперь, успокоившись, отчетливо видела, что Джейми… Тревожится? Испытывает вину?

— И почему же ты его ударил?

Я постаралась, чтобы в голове прозвучало лишь любопытство, а не возмущение. Видимо, не преуспела, потому что Джейми вскинулся, словно ужаленный в задницу медведь.

— Почему? И ты еще спрашиваешь?!

— Вообще-то да, — съязвила я. — Что он такого сделал, чтобы его бить? Еще и дважды.

Нет, Джейми запросто мог кому-нибудь врезать, но обычно на то имелась веская причина.

Он недовольно фыркнул. Однако когда-то, давным-давно, Джейми обещал быть со мной честным — и до сих пор своего слова не нарушил. Он расправил плечи.

— Первый раз это было личное. Я вернул ему старый долг.

— То есть, выходит, ты просто дождался удобного случая? — уточнила я, остерегаясь спрашивать, что за «личный старый долг» мог у него остаться.

— У меня просто не было выбора, — раздраженно отозвался тот. — Он сказал кое-что оскорбительное, и я его ударил.

Я не стала ничего спрашивать, только шумно выдохнула через нос, чтобы Джейми услышал. Последовало долгое молчание, нарушаемое лишь плеском реки.

— Он сказал, что вы двое не занимались любовью друг с другом, — пробормотал наконец он, опуская взгляд.

— Ну конечно… Я же говорила. Мы ведь… Ох!

Джейми свирепо уставился на меня.

— Вот именно — «ох!», — передразнил он с сарказмом. — «Мы оба трахались с тобой» — вот что он сказал.

— Понятно, — пробормотала я. — М-да. Хм… Да, так и было… — Я потерла переносицу и повторила: — Понятно.