Написанные в истории. Письма, изменившие мир

И не относится ли к числу самых доподлинных и мальчишеских банальностей переписка с незнакомкой?

Короче говоря, по натуре я человек наивный. Меня Вы более или менее знаете: Вы знаете, что делаете и к кому обращаетесь. Вам говорили обо мне то или другое, хорошее или плохое — не важно. Если Вы даже не встречались с кем-либо из моих знакомых — а знакомство у меня обширное, — то вы читали обо мне статьи в газетах, знаете о моем физическом и нравственном облике. Словом, Вы забавляетесь, прекрасно сознавая, что Вы делаете. А в каком положении я?

Вы, правда, можете оказаться молодой и очаровательной женщиной, и в один прекрасный день я буду счастлив расцеловать Ваши ручки.

Но Вы также можете оказаться и старой консьержкой, начитавшейся романов Эжена Сю.

Вы можете оказаться образованной и перезрелой девицей-компаньонкой, тощей, как метла.

А в самом деле, не худая ли Вы? Не слишком, не правда ли? Я был бы в отчаянии, если бы мне пришлось иметь дело с тощей корреспонденткой. Незнакомкам ни в чем не доверяешь.

Я уже попадался в уморительные ловушки. Однажды целый пансион молодых девиц завел со мной переписку при содействии младшей учительницы. Мои ответы переходили из рук в руки во время уроков. Хитрость была забавна и рассмешила меня, когда я узнал о ней от этой самой младшей учительницы.

Светская ли вы женщина? Сентиментальны ли вы, или просто романтичны, или, может быть, Вы всего-навсего скучающая особа и желаете развлечься? Но, видите ли, я ни в коем случае не принадлежу к числу тех людей, которых Вы ищете.

Во мне нет ни на грош поэзии. Я отношусь ко всему с одинаковым безразличием и две трети своего времени провожу в том, что безмерно скучаю. Последнюю треть я заполняю тем, что пишу строки, которые продаю возможно дороже, приходя в то же время в отчаяние от необходимости заниматься этим ужасным ремеслом, которое доставило мне честь заслужить Ваше — моральное — расположение.

Вот Вам и мои признания. Что Вы о них скажете, сударыня?

Вы, должно быть, найдете меня очень бесцеремонным — прошу прощения. Когда я пишу Вам, мне кажется, что я иду по мрачному подземелью, боясь оступиться в какую-нибудь яму под ногами. И я наугад постукиваю палкой, чтобы прощупать почву.

Какие духи Вы предпочитаете? Вы гурманка? Какой формы Ваше ухо? Каков цвет Ваших глаз? Не музыкантша ли Вы?

Не спрашиваю Вас, замужем ли Вы. Если да, Вы ответите мне нет. Если нет, ответите да.

Целую ваши ручки, сударыня,

Ги де Мопассан

Мария Башкирцева — Ги де Мопассану

Март 1884. Париж

Вы смертельно скучаете? Ах, какой Вы жестокий!!! Вы это говорите для того, чтобы не оставить мне никаких иллюзий насчет мотива, которому я обязана Вашим посланием. К слову сказать, оно явилось в благоприятный момент и очаровало меня. Это правда, что меня все это забавляет, но неправда, что я Вас знаю настолько, как Вы предполагаете. Клянусь, что понятия не имею ни о цвете Ваших волос, ни о Вашем росте, ни о чем другом и что как частного человека я вижу Вас только в строках, которыми Вы меня удостаиваете, да еще сквозь ухищрения и позы, которые Вы принимаете. И, однако, должна Вам сказать, что для маститого натуралиста Вы, право, не так уж и глупы. Я в ответ наговорила бы Вам бездну комплиментов, если б меня не удерживало самолюбие.

Я не хочу, чтобы Вы думали, что я вся излилась в этих признаниях.

Покончим сначала с банальностями, ибо Вы их немало нагромоздили.

Вы правы… если говорить вообще. Но истинное искусство в том именно и заключается, чтобы заставлять проглатывать банальности, не переставая очаровывать, как это делает природа с ее извечным солнцем и предвечной землей, с людьми, скроенными по одному шаблону и одушевленными почти одними и теми же чувствами… Но… существуют же музыканты, которые владеют всего несколькими тонами, и художники, у которых на палитре всего какая-нибудь пара красок! Впрочем, Вы это знаете лучше меня и хотите только заставить меня позировать перед Вами. Скажите, как это лестно!..

Банальность, пусть так!.. Старуха с пруссаками в литературе, Жанна д'Арк в живописи, пусть!..

Действительно ли Вы твердо уверены, что какой-нибудь лукавец (так ли я выразилась?) не открыл бы в этой сфере новой и будящей стороны?

Очевидно, что как еженедельная хроника Ваша вещица даже очень хороша, но что я о ней думаю… А все прочие банальности по поводу Вашей тяжелой профессии? Вы меня принимаете за буржуазную даму, которая считает Вас поэтом, и стараетесь просветить меня на этот счет. Жорж Санд уже некогда хвастала тем, что пишет ради денег, а трудолюбивый Флобер плакался на свои чрезмерные творческие муки. И что же? Страдания, на которые он жалуется, действительно чувствуются читателем. Бальзак никогда на это не жаловался и всегда с энтузиазмом относился к тому, над чем собирался работать. Что касается Монтескье, то, если мне позволено будет так выразиться, вкус к науке был в нем столь жив, что он в то же время стал и источником его счастья, как, вероятно, выразилась бы учительница Вашего пансиона.