Напарница

Напарник беззвучно засмеялся, наслаждаясь моим замешательством.

— А ты так прекрасно ответила, что всё стало ясно и понятно, и он ушёл. По уму, избавиться от него надо, как бы мешать не принялся. Но — пока нельзя. Пока он нам нужен…

Я вскинулась, потрясённая странной осведомлённостью моего напарника и его раздражённым тоном.

— Ты знаешь?! Откуда?..

Он снова засмеялся.

— Я многое знаю, глупая ты девочка. Вот, например, тебя удивили вопросы старика — я прав?

Ошеломлённая, я кивнула. Неужели напарник читает мои мысли?! Постоянно, а не только когда пьёт кровь?!

— И не только, — непонятно ответил вампир. — А что касается зловредного старикашки — тут всё просто. Он хотел спасти тебя от «рабства у дьявольского монстра» и искал доказательств того, что я подавляю твою волю. Ответ поставил его в тупик, но, боюсь, не разубедил как следует. Удивительно, какой чувствительной становится у некоторых людей совесть, когда жизнь не позволяет им привычно закрыть глаза на то, какой ценой ежедневно покупается их спокойствие!

Он снова наклонился, с тревогой вглядываясь в моё осунувшееся во время болезни лицо.

— Не бойся за него. Я бы, конечно, убил человека, знающего наш с тобой секрет, знающего, кто я такой на самом деле, но подобные вопросы решать не мне. — Он неприятно засмеялся. — Увы, не мне. В бюро никогда не дадут санкцию на убийство дейстрийского гражданина, если он не предатель и не преступник. И, разумеется, если он достаточно почтенен, чтобы его смерть вызывала у других граждан беспокойство. И то сказать, разве не на благо жителей Дейстрии мы с тобой трудимся, не покладая рук?

Он опять засмеялся и отодвинулся неуловимо быстрым движением.

— Прости, не заходил раньше, — нарочито равнодушным тоном произнёс он. — Сложно было преодолеть столь явный запрет хозяина дома. Если бы не ты — вовсе бы здесь не появился.

Вампир погладил меня по голове, снова взъерошил волосы и поцеловал в лоб.

— Завтра ещё отлежись, а послезавтра возвращайтесь в поместье, — шепнул он. — Нам надо спешить, «устрица» проявляет нетерпение, как бы не ушёл с крючка…

И исчез, оставив меня в бесплодных попытках привести в порядок спутанные волосы.

Назавтра мне предстояло донести до сведения моей нанимательницы два желания. Первое, настоящее — прервать своё пребывание в затемнённой комнате, куда никто, кроме неё и горничной, не допускался, увидеть, наконец, солнечный свет, и, говоря попросту, встать и размяться. Второе желание было произнесено по приказу напарника — вернуться «домой» к Таспам, прекратить утруждать гостеприимного нотариуса. Оба желания были встречены крайне немилостиво. Хотя Аманда всё же призналась, что давно подумывала о возвращении, и господина Доринга дольше затруднять неловко, и пришла пора вступить в борьбу за принадлежащее ей по праву (она почему-то говорила «нам»), но моё состояние барышню тревожило. Пришлось прибегнуть к помощи господина Доринга, который согласился пригласить аптекаря для врачебного осмотра. Надо сказать, что аптекарь, будучи весьма старомодным лекарем, ни в первый свой визит, ни во второй не прикоснулся ко мне и пальцем, хотя в столице передовые врачи уже брезговали приличиями, допустимыми для всех, кроме них самих. Барышня изрядно выручила его, выполнив необходимые процедуры и сообщив о состоянии моего пульса, температуре и цвете языка. Аптекарь прописал какую-то микстуру, сказал, что пришлёт через час с мальчишкой, и ушёл, забрав положенную плату со столика в прихожей. Я победила — все возражения против переезда были сняты — при условии регулярного приёма лекарства я могла считаться совершенно здоровой.

Полагаю, барышню саму не радовало возвращение к нелюбимым родственникам, но делать нечего, нельзя же всю жизнь прятаться от них у нотариуса. Господин Доринг вежливо протестовал, но мы обе видели, как накладно для него становится содержание двух молодых девушек, которое он, по собственному же настоянию благородного человека, оплачивал из собственного кармана. К тому же, как только я поправилась, ситуация начала становиться всё более и более двусмысленной. Почтенный возраст нотариуса, знакомство с покойным дядюшкой Таспом, дела, связывающие его с барышней, моя болезнь — всё это не могло долго служить защитой репутациям — как моей барышни, так и его самого. Рано или поздно люди бы задались вопросом — что это за двух никому незнакомых красоток поселил у себя дома старик? Родственницы, клиентки, или… Седина в бороду, бес в ребро, как говорится. Кто знает, может, такие слухи пошли уже сейчас. Надо, надо было торопиться к Таспам, медлить было нельзя.

Мы ещё раз воспользовались добротой господина Доринга, за его деньги наняв экипаж до имения и, купив в модной лавке шарфики, ленты и перчатки, отправились «домой». Как бы мне хотелось, чтобы на том конце пути нас ждал настоящий дом — если не для меня, то хотя бы для барышни!