Нана и Мохан. После сумерек богов (СИ)

Я спросила тогда Лакшми: «Как такое может быть? После Вишну, что был прекрасен лицом и телом?» — «У Гефеста такая красивая сущность, что лучше любой распрекрасной внешности! — ответила Лакшми. — И я получила то, чего всегда хотела: я опять стала кумиром своего мужа, но при этом он не требует, чтобы я напрягалась и была слишком идеальной. Теперь я могу быть сама собой!»

— И какой же она теперь стала — сама собой? — послышался женский голос одной из богинь.

— Олимпийцы утверждают, что характер у неё скверный и скандальный.

— У Лакшми — скверный характер? — зашумели боги. — Хотя у неё прорывалось иногда… И говорят, Вишну прятался от неё в термитнике, когда она мешала ему уйти в нирвану…

Кали помолчала несколько минут, затем произнесла:

— Надо сказать, я отлично понимаю Лакшми. Многие из нас жестоко ошиблись при выборе спутников жизни в эпоху судьбы. Для меня мой муж был кумиром. Когда-то я сожгла себя только потому, что мой отец был непочтителен к моему мужу. Я поставила себя так, как будто я — совсем ничто перед своим мужем и жизнь моя ничего не стоит. В другом воплощении и была готова уничтожить себя аскезами, чтобы он только обратил на меня внимание. Я обезумела от горя и стыда, когда наступила на него ногой. А что вышло? Шива раскрыл во мне колоссальную силу, способность убивать полчища демонов, я обрела силу, но утратила слабость. Я больше не способна ощущать себя слабой, как женщина, и это тяготит меня. Если бы теперь я встретила мужчину, что помог бы мне снова стать слабой! Но чтобы в этом мужчине больше не было ничего, чтобы у меня был повод сотворить из него кумира. Кто это может быть, я не знаю.

Кали замолчала и снова слово взяла неугомонная Майя. Она сетовала по поводу разрушения традиций, которое началось с жён богов Тримурти, подающих неприглядный пример другим, и с Вишну, выбравшего себе самую порочную женщину из самого порочного пантеона и боги, слушавшие её, разбились на два лагеря: одни поддерживали её, другие прислушались к речам Кали.

А Вишну и не подозревал, что его поведение бурно обсуждалось на райской планете. Всю ночь он материализовывал роскошный дворец на своём участке, затем наращивал сад с пальмами, цветочными и фруктовыми деревьями, цветы в клумбах, а после пришлось поработать, чтобы обставить дом изнутри. Его мало волновало, что подумают про него смертные соседи по участку, увидев выросший за ночь прекрасный дворец, да ещё и деревья, которых тут прежде не было. Он не собирается никому ничего объяснять, пусть сами додумывают, что хотят.

Завершив хлопоты с дворцом, Вишну переместился к пансиону, где всё ещё спала ранним утренним сном его возлюбленная. Он собирался снять комнату рядом с ней.

И тут во дворике на скамейке он увидел Шиву, полулежащего, опёршегося спиной на спинку скамейки и вытянувшего вперёд ноги в белых штанах. Глаза его были закрыты. Вишну приблизился к нему, склонился над ним и уловил крепкий запах алкоголя, исходившего от него.

Шива распахнул большие тёмные глаза.

— Шива, — пробормотал Вишну, — кажется, произошло что-то из ряда вон выходящее, не так ли?

Шива потянулся и, подтянув ноги, сел прямо.

— Ещё бы, — ответил он, — и это мягко сказано.

— Ты хочешь мне что-то рассказать?