Нана и Мохан. После сумерек богов (СИ)

Нане показалось странным это обращение к ней — «добрейшая». У богов было принято называть друг друга по имени или обращаться «бог» или «богиня» или «господи». Но ей не хотелось задумываться над этим. Ее мозг устал от неприятных мыслей, ей только хотелось успокоиться.

— Так можно мне сесть на одну из этих скамеечек? — повторила вопрос фигура в светлых одеждах.

— Зачем ты спрашиваешь? — удивилась Нана. — Гефест смастерил эти скамейки для всех богов, на них могут садиться все, кто пожелает, никто им не хозяин.

— Я хотел спросить, не испытаешь ли ты неприязни, если я отдохну здесь и нарушу твое уединение.

— Нет. Никто из богов никогда не вызывал во мне раздражения, кроме Прометея. Но, очевидно, ты — не он, ибо ему недоступно проникнуть через непроницаемый купол, что строили великие боги первой ступени — сообща!

Фигура в светлых одеждах издала что-то вроде лёгкого смешка и опустилась на скамейку рядом со скамейкой Наны.

— Позволишь ли ты отпить воды из этого фонтана, добрейшая? — вновь спросила фигура.

— Господи, ты, очевидно, пытаешься привлечь мое внимание такими непонятными мне вопросами? Почему ты спрашиваешь, можно ли тебе пить воду, как будто этот фонтан — мой? Пей, если тебе есть в этом нужда, этот фонтан и вода для всех богов.

Нана, наконец, решила воспользоваться способностью видеть в темноте, чтобы разглядеть лицо задававшего странные вопросы.

Он протянул руку к одной из струй, бивших из фонтана и, наполнив ладонь водой, поднес ко рту, но пить не стал.

Это был мужчина возрастом чуть моложе тридцати лет. У него были довольно светлые длинные прямые волосы, ложившиеся на широкие плечи, округлое небольшое лицо, которое не было красивым, скорее, его можно было назвать приятным. Ровный легкий аккуратный загар покрывал его. На Нану смотрели небольшие карие и ласковые, как у прикормленной собаки, глаза, над которыми ровными дугами прогибались темные брови. Нос чуть длинноват, под ним — в цвет волос густые усы.

Нане понравилось это лицо, она любила лица с мягким и добродушным выражением, но никак не могла припомнить, кто это мог быть из богов, кажется, она знала всех. А может, не всех? Не исключено, что он из богов низшей ступени, и из новеньких, вероятно, поэтому и просит на все разрешения. Нану даже устраивало появление этого незнакомого, как она подумала — божка. Может, она поговорит с ним и отвлечется от своей грусти.

— Как твое имя? — спросила она.

— Вил, добрейшая.

— Почему ты зовешь меня добрейшей? Разве ты не знаешь, что мои имена — Инанна и Афродита и Иштар?

— Все разумные существа — добрейшие, — ответил Вил, обнажив мелкие белоснежные зубы в улыбке. — Тебе неприятно, что я называю тебя так? Хорошо, я буду называть тебя… Иштар.

— Нет, мне не неприятно, что меня называют добрейшей, — Нану начала забавлять беседа с Вилом и она милостиво заулыбалась. — Просто я привыкла к иному обращению. Прости, прежде не слышала о тебе. Из какого ты пантеона и чему покровительствуешь?

— Я, Иштар, не принадлежу ни к одному из пантеонов, но покровительствую я всему, что поддерживает жизнь и делает ее благой.

— Хорошее занятие, бог Вил, жаль, неуместное в наше время для смертных.

— Добро всегда уместно, Иштар. Но я не бог.

Нана в одну секунду напряглась. Что? Опять приспешник Противника? И пробрался даже через непроницаемый купол?

====== Часть 113 ======

— И что вам, слугам Противника, нужно от меня? — устало проговорила она. — Вы и в самом деле верите, что общение с вами отвлечет меня от Высших Сил? Я поняла, что вы такие же жертвы произвола Природы, как и мы, что у вас нет выбора, как пытаться удержать каждую единицу в низшем мире, чтобы он был, потому, что у вас нет ничего, кроме низшего мира. Я не осуждаю вас, но уступить не могу. Я не могу отказать Высшим Силам в оказании им услуг, чтобы не потерять право на их поддержку.

Вил снова улыбнулся, широко обнажив маленькие зубы:

— Я не слуга, как ты его называешь, Противнику. Но меня тронуло, что ты пожалела и меня, и его.

Нана грустно усмехнулась:

— Не слуга? Ну, конечно, лучший друг! И когда он добивается чего-то, ты вправе сказать: «Мы достигли того-то и того-то!»

— Правильнее было бы сказать, что он не разделяет некоторых моих убеждений, а я не разделяю его.

— Вы — враги?

— Порою, мы соперники, но соперничество ещё не предусматривает враждебность. Однако, я никогда не мог понять этой его грубости и чрезмерной напористости в общении с кем бы то ни было. Это, пожалуй, первое, в чем мы расходимся с ним.

— А второе?

— Страсть, страсть! — вздохнул Вил. — Он слишком страстен и считает, что все вокруг должны проживать в какой-то суете, каком-то безостановочном галопе! Но, согласись, дорогая Иштар, даже лошадь может быть загнана и пасть от безостановочного бега, что же тут скажешь о других существах? — он негромко засмеялся.

— Иногда обстоятельства к этому вынуждают. Кроме того, судя по его служанке Гавиоте, его приспешники тяготеют, скорее, к удовольствиям, чем к галопу.