— Знаю, конечно, — Сергей попытался поймать взгляд Игоря, но это, как всегда, не удалось. — Я ее в Гнесинке как-то слушал. Ну и что?
— Да понимаешь, — Игорь все так же бормотал чуть слышно. — Мы тут с ней пересеклись в вестибюле, она меня еще по Росконцерту помнит… Говорит, что твоя поклонница, зашиб ты ее душу своим голосишком, мечтает познакомиться… Я думаю, позвать, может?
— Зови, — Сергей пожал плечами. — Все лучше, чем на ваши рожи смотреть.
Тут Геночка пригласил к столу, Сергей сразу налил себе полстакана чтобы прогреться, простуда все же маячила где-то поблизости, хотя и отступила после душа и в тепле, — а потом уж не пить. Дрянной азербайджанский коньяк проскреб по горлу, но свое дело сделал: снизу в грудь пошло тепло, голова стала легкой, в носу просохло. Сергей отвлекся, заговорили о новой электронике, которую сдавали «Иноземцы», полный комплект «Ямахи» и недорого, за сорок штук можно было бы взять… Но тут открылась дверь, и все заткнулись. Лауреат международных конкурсов в Варшаве, Париже и Вене Лилия Панарина явилась во всей славе своей — в экзотике черных кудрей, тускло мерцающих цыганских глаз, лилового шелка на маленькой, зато круглейшей заднице и золотого шелка на дивно отлитом бюсте. Все это так не вязалось с «ливайсами», «адидасами» и длинным хайром сидящих в комнате, что почувствовал даже Игорь, маячивший позади гостьи — смущенно хихикнул:
— Вот, ребята, кого я привел…
Но гостья справилась быстрее всех — Сергей потом привык к ее умению справляться со всем, от гриппа у домочадцев до дамочек в иностранном отделе концертного объединения.
— Можно с вами выпить, ребята? — И жестом опытнейшего человека откуда-то из-за спины на стол бутылку прекрасного, любимого, молдавского. И Сергею: — Ну, вот и сбылась мечта. Любимый певец, звезда… Теперь могу всем говорить, что знакома…
Часа через два расчехлили маленькое электропиано, и Лиля, осторожно примериваясь, села за него и сыграла нечто пенистое, неуловимое, все время переползающее через край, и умоляюще глянув на Сергея начала его коронный хит, но без всякого ритмического подстегивания, классически. Сергей подошел поближе и вступил, она к концу подпела, и ребята тихонько, а из соседнего номера сначала стучали, но потом перестали, поняв, видимо, что больше никогда не услышать бесплатно Сергея Кольцова с таким аккомпанементом.
Она пела, как всякий профессиональный музыкант, точно, но невыразительно, и именно в сочетании с задыхающимся хрипом Сергея в этом был какой-то дополнительный кайф, который все почувствовали.«…Покрыт имперский град чухонскими снегами. Застывшие дымы, умолкшие дома, Огни в окне горят нестертыми слезами, Нам не прожить зимы, нам не сойти с ума…»
Лиля взяла аккорд, как бы собираясь на большой проигрыш, — и бросила, закурила. И Валерка шепнул Сергею: «Похоже, готова. Вот такой-то бюст на родине героя, a?»
А Сергей вдруг скис, протрезвел, испугался, понял, что его уже несет, что уже начинается это не раз испытанное, трижды проклятое и им самим, и, конечно, Иркой то самое его состояние — впадание в любовь, лихорадка, оживление, жизнь, за которым так же неминуемо, как головная боль за коньяком следует ужас, скандал и муки. Уже было все это, когда Ирка ждала Сашку, ходила вся в пятнах, с обтянувшимися скулами, как бурятка, а Людке было три года, она болела отитом, жутко мучилась, ее было невыносимо жалко. И все-таки он чуть не ушел, собственно, уже ушел, уже почти обжил тy квартиру с лакированным паркетом и вещами на строго закрепленных местах. Что там с ним было бы — страшно подумать… Господь уберег и Ирка вытащила, можно сказать, с того света. Сейчас бы закатывал огурцы на зиму, машину бы вылизывал и искал бы кабак повыгодней и поближе к дому — сесть штуки за полторы в месяц и ловить кайф…
Между тем, Лиля встала, очень мило попрощалась с уже захмелевшей и говорившей кто о музыке, кто о бабках компанией. Игоря, начинающего клевать носом — устал и сам неутомимый директор — поцеловала в щеку и прикрыла за собой дверь со словами: «Надо поспать немного, а то завтра работяг напугаю».
Когда она ушла, засобирались и все, был уже третий час ночи. Сергей встал, деланно лениво потянулся, сказал: «Ну, кочумаем до завтра?» — но к двери шагнул предательски резко, даже суетливо. Впрочем, это уже было безразлично.
Лиля стояла на лестничной площадке, сигарете в ее руке дымилась, но она забывала подносить ее ко рту.
— Откуда ты знала, что я пойду здесь, а не поеду на лифте? — спросил он.
— А ты откуда знал, что я стою здесь, а не ушла давно в номер? ответила она.