Нам не дано предугадать

Мама вывозила меня вместе с Верой Катениной, веселой и милой девицей, которой не с кем было ездить на балы. Жила она у родной своей тетки гр. Толстой во флигеле. Тетка ее не любила, и хотя дала ей пристанище после смерти ее матери, но совсем ею не занималась, и бедная Вера жила как-то особо, без заботы и ласки графини, для которой только существовали ее племянницы, дети другой сестры Трубецкой, Соня и Маня, и их брат Петя. Тогда Соня и Маня были еще подростками, а Вере было 18 лет. Мне было очень весело ездить на балы не одной, а с веселой подругой, делиться впечатлениями. Старый дядя Веры гр. Толстой посылал мне в день бала букет цветов, и мы обе являлись с ними на вечер, дразня любопытных, которые спрашивали, откуда у нас цветы и не объявлены ли мы невестами. Почти на каждый большой бал являлись мы с букетами, которые получали из оранжерей подмосковного имения графа «Узкое».

В то время не было той роскоши лент и цветов на балах. Во время мазурки иногда давали маленькие значки из ленточек для кавалеров и такие же для дам, они прикалывались к корсажу. Давали кавалерам ленточки привязывать дамам на кисть руки. В эту зиму на каком-то балу, не помню у кого, появились бутоньерки из живых цветов для дам. Об этом мне говорили как о необычайной роскоши. Были в эту зиму балы еще у Антышева, у предводителя дворянства кн. Мещерского. Его племянница Китишь славилась красотой. Много было красивых девиц и дам в то время: из дам – гр. Пушкина, рожд. Пушкина, впоследствии кн. Куракина, Додо Шаховская, рожд. Львова, вышедшая вторым браком за Вырубова, гр. Пушкина, рожд. Шереметева, и др. Из девиц была красива Анна Шереметева, но неподвижной красотой, как статуя. На все московское общество были написаны смешные стихи, которые я, к сожалению, не помню, прохватили всех довольно зло.

Чаще всех я бывала у Лопухиных и у Боде, хотя дружба с дочерью барона мама очень не нравилась. Наверху у Наташи царствовала большая свобода, даже распущенность. Собирались ее друзья, молодые люди, садились все на пол, звучали гитары, пели хором. Узнав это, мама меня больше к Боде не пускала, и ездили мы туда только на понедельники. Случилось как-то, что понедельник пришелся накануне Нового года. Танцевали до 11 1/2 часов. Когда перестали, то всех попросили в церковь, и начался молебен, после которого опять перешли в залу и сели ужинать, подали шампанское, все друг друга поздравили с Новым годом, а после ужина вновь пустились в пляс.

Баронесса Боде была оригинальная, странная особа. Сидя неподвижно в кресле, она гостей своих приветствовала всегда, не покидая его, но как-то все, зная ее особенности, не придавали этому значения. Баронесса никуда не ездила с Наташей, которая всегда всюду ездила с отцом или одна, так как гувернантки у нее не было. Была у нее еще сестра Маша, русская красавица, похожая на отца, но далеко не умная и не разговорчивая. Выезжала она позже с Соней Трубецкой и моей сестрой Машей.

На Масленице бывало особенно весело. Каждый день балы и вечера. В субботу дневной бал в Собрании, начинался он в 2 часа дня и кончался в 2–3 часа ночи, там кормили нас обедом и легким ужином. Было весело, красиво, но очень утомительно. При дневном свете многие красавицы теряли, были бледны, но это не мешало настроению. Последний масленичный бал в воскресенье у нашего генерал-губернатора кн. Долгорукова. Начинался он также в 2 часа дня до 12 часов ночи, когда наступал пост. После бешеного последнего котильона все в grand rond[46] разъединялись и попарно шли в другие комнаты, куда лакеи уже вносили чашки с бульоном и сандвичи. Начиналось прощанье, назначались rendez-vous в церквах на мефимоны[47]. Много разыгрывалось романов, и объявлялись предполагаемые браки.

Великий пост наступал, говели, ходили в храмы, а со второй недели начиналась та же светская жизнь, только без танцев. Всякие jours fixes, petits jeux, флирт и т. д., и так до Пасхи. К заутрене ездили в какую-нибудь домовую церковь, во Дворец или к генерал-губернатору, но туда по приглашению. После литургии, которая служилась быстро, в час-полвторого уже все сидели за вкусным ужином. У кн. Долгорукова было общество более официальное, и бывало скучновато. На другой день, т. е. в понедельник на Пасхе, был наш приемный день. Пасхальный стол стоял в зале, и многие из посещавших нас останавливались, чтобы закусить. Мама была очень хлебосольна, любила потчевать, и готовили у нас вкусно, плохой повар недолго заживался, много перебывало поваров. Папа, наоборот, всегда всем был доволен.