Налетчик

Как только у нас завелась монета, Костыль тут же предложил перебраться во Владивосток. Это спасло нам жизни. – Владивосток – это уже что-то, – восклицал Пашка.  Хоть нас не покидало дурацкое ощущение, что на этот раз мы играем роль добычи, всё же нам удалось продержаться до ранней весны. А в апреле случилось непоправимое. На Пашку пагубно повлияла повальная мания открывать собственное дело. И Костыль решил разбогатеть на скорую руку.

Он где-то разнюхал, что на Татарском проливе минуя его заботы и бессмысленно взирая на одинокую голубую волну, тоскует мыс Сизиман. Этот мыс не безлюден. Там, мол, рассказывал он, под американским флагом бойко орудуют лесорубы. Более того, одна из сопок на том мысу по неизвестным причинам лопнула. А внутри неё Богу было угодно  упрятать окаменевший древний лес. И счастливчики беспрепятственно потихоньку растаскивают это богатство. Учитывая, что в заповедном уголке Родины с транспортом проблем не будет, Костыль решил набрать пару тонн дивных окаменелостей и вернуться на Кубань. А уже говея в теплых краях, шлифовать кварцевые булыжники изрезанные веточками и по дорогой сплавлять их туристам.

Предложение выглядело заманчивым, но неприемлемым из соображений безопасности. Естественно, я тут же поставил преступившего красную черту Костыля на место. Но Костыль отчего-то расстроился и полез в драку. А бьётся, как вы понимаете, он больно. Только из боязни обречь товарища на бессрочную голодовку я смирил гордыню и, не оглядываясь на всякого рода предостережения, мы рванули.

Дальше рассказывать особенно нечего. Одеты мы были довольно сносно и от случайного голода неплохо застрахованы. В заброшенном строительном вагончике нам подвернулись добротные фуфайки и стеганные ватные штаны. Я всю дорогу, согнувшись в дугу, волочил на горбу набитый заботливым другом рюкзак. Консервами, вальяжно расположившимися за моей спиной, можно было неделю кормить пехотный батальон. На развилке у поселка Селихино нам встретилась кобылица с жеребенком. Я сразу заподозрил неладное. Эти лошади появились неспроста и были какими-то непривычно мохнатыми. Было непонятно, откуда они вообще могли тут в такой мороз взяться. Костыль решил погладить доверчивого малютку. Он поступил необдуманно. Неожиданно, рядом стоящая кобылица, пригнула голову, заржала, избоченилась и с необыкновенной ловкостью лягнулась. Копыто разъяренной мамаши с гуканьем впечаталось в крепкую грудь Костыля. Шапка с него слетела. В воздухе он проделал несуразный кульбит и расстояние метра в три, а когда шлёпнулся, всё приговаривал: – Ой, мамочки родные… Это ж надо, больно то как бьётся! – и бессмысленно водил глазами.

Я его просил потерпеть, мол, всё пройдет. Пришел в себя Костыль часа через три, но сделал дурное заявление: – Я скоро умру. Я же оптимистично полагал, что у товарища случился шок и говорил: – Паша, не бойся, всё пройдет. Я тут, рядом. Деньги у нас есть. Горлом же кровь у тебя не идет, значит, внутренности не отбиты. Надо только подождать.

– Дай мне пистолет, – в горячке орал он, – я убью эту вонючую скотину!

Чтобы Паша не натворил беды, я старался пустой болтовней отвлечь его и виртуозно увиливал от ответа на расспросы, где я умудряюсь прятать ствол.

По прошествии суток, Костыль несколько поостыл. Но с этой минуты Пашка стал другим. Синяк на груди размером в ладонь с растопыренными пальцами ерунда. Позже я, конечно, разобрал, что человек заранее чувствует уход из жизни. А это уже не мелочь. Паша знал о своем конце заранее, а я нет. Мне подвезло устроить друга в халабуде на окраине села за символическую плату. Уже спустя двое суток мы смогли продолжить путешествие.

До Советской Гавани мы добрались без приключений. Машина, которую мы зафрахтовали в Дуках на Сизиман через пять часов пути сдохла на заснеженном серпантине. Водила сказал, что если не сойти с дороги, она через мыс Сюркум приведет на Сизиман. Мы смело пустились в путь. Продрогшие до костей, топая ножками и по очереди прокладывая борозды в глубоких снежных заносах, мы добрались до мыса Сюркум, где и погиб Костыль.

Помните, Дуся, я вкратце  осветил вам наше недолгое заключение в добротном сарае на юге нашей необъятной Родины. Так вот, у меня есть предубеждение, что каждому судьбой отписан знак свыше. Там, в сарае, стоял сундук полный зерна. Естественно, я заглянул туда. Но когда я поднял крышку, одна из крыс прыгнула в сторону Костыля. Я не знал, что Паха может чего-то в жизни бояться, и ошибался. От неожиданности и страха Костыль взвизгнул не хуже бабы, неуклюже отпрянул и упал. Тогда в его глазах застыл животный страх или даже ужас, а я не мог взять в толк, что тут такого. Крыса и крыса. Но оказалось, я был глубоко не прав. Это было нехорошее предзнаменование. Припоминается одна гоголевская старуха. Так той явилась обыкновенная драная кошка. А она заладила: – Я скоро помру, я скоро помру. И что ты думаешь? Померла.