– Как? Неужели ты, Лев, сомневаешься в том, что все это делается только ради того, чтобы русский император мог защитить христиан – подданных турецкого султана, облегчить их участь? Вручить ключи от церкви Рождества Христова греческим ортодоксам? – француз начал свой вопрос шутя, но в конце фразы его голос дрогнул. Неужто расчувствовался, соболезнуя православным, отдавшим святыню в руки французов, а значит, Ватикана?
– Ты же знаешь, я не религиозен. Да и трудно оставаться приверженцем веры в нашей с тобой шкуре, Шарль. – Они мало говорили на эту тему даже в молодости, и сейчас разговор об этом был совсем неинтересен Бутырцеву, прожившему длинную жизнь Иного.
– Приверженцем веры – да. Но есть история, есть материальные следы. – Француз вопросительно смотрел на русского мага.
– О чем ты, Шарль? – не понял старинного приятеля Бутырцев. В этот момент у него мелькнуло ощущение, что француз легонечко, тихо-тихо, на грани допустимого пытается прощупать его эмоции. Невесомое дуновение, и все.
– Ну-у-у… – протянул де Сен-Тресси. – Крым полон старинных тайн, легенд, кладов и артефактов. Если тебе вдруг попадется что-то необычное, не будешь ли ты так любезен поделиться с другом своей находкой? Ты же знаешь, меня всегда влекли древние безделушки. Они сейчас в большой цене в Европе среди людей и среди Иных. Мы могли бы с тобой выручить баснословные деньги. – Француз подмигнул Льву Петровичу. – Ты меня понимаешь?
– Почему бы и нет? – пожал плечами Бутырцев. – В России тоже развелось немало полоумных собирателей.
– Надеюсь, Шаркан не один из них? – бросил Шарль и расхохотался.
– Ну, что ты! Он рационалист, ему безделушки не нужны. – Бутырцев удивился самой постановке вопроса.
– А наш коллега лорд Джеймс буквально помешан на всяких древностях. Я слышал, что британские Высшие – поголовно коллекционеры старины и артефактов. Так что ты поосторожней с англичанином, – предостерег де Сен-Тресси приятеля и тут же добавил непоследовательно: – Я тебе в любом случае бо́льшую долю дам, я достойных покупателей знаю. Очень влиятельных, очень.
– Шарль, да ты и впрямь стал практичным дельцом! – поддел Бутырцев друга молодости. – На тебя это не похоже.
– Поживешь с мое… – старческим дребезжащим голосом занудно протянул француз.
И оба, не выдержав, расхохотались.
Глава 7
Бутырцев многое успел еще сделать в тот день. Выслушал донесения Суровкина и двух дозорных, лично познакомился с тремя Иными: двумя магами – офицерами пехотных полков и одним солдатом-оборотнем из арестантской роты. Оборотень, Кондрат Телегин, провинился вполне по-человечески: в пьяном виде затеял драку, наломал дров, но не перекидывался и свою сущность рысьего самца ничем не выдал. Был разжалован и отправлен отбывать наказание. Когда в начале осады города создали арестантские роты для различных работ, то Кондрат показал себя молодцом – трудился за троих.
– Как же тебя, братец, угораздило? – поинтересовался Бутырцев.
– Эх, ваше высокоблагородие, – обратился оборотень к магу по чину, солдату так привычнее, – разве угадаешь, где соломки надобно постелить? Мне бы на бастион, в деле участвовать, а не траншеи по ночам рыть. Замолвите словечко, не побрезгуйте! Я бы отработал вам, послужил бы, вот те крест святой, истинный. Я бы и охотником на вылазку пошел. Не могу, тошно мне здесь.
– Как же ты, Иной, в Бога веруешь? – заинтересовался Бутырцев.
– Господь к каждой твари милостлив, – отвечал солдат.
– И к вампирам? – продолжил теологическую беседу маг.
– И к ним, к вурдалакам-упырям. Чай, у них тоже душа есть христианская, – уверенно гнул свое оборотень.
– Они же нежить!
– Господь разберется. Ведь это Он их создал.
Бутырцев только диву давался от таких слов солдата, простого русского Иного.
Дома Бутырцева ждал Филипп. Даже не надо было спрашивать, каким ветром занесло юного мага к начальнику – перебинтованная левая рука, уложенная в повязку-люльку, говорила сама за себя. Нырков был бледен, но держался молодцом.
– Что с вами, Филипп Алексеевич? Дайте-ка я руку осмотрю.
– Ранен в руку осколком бомбы. Был с приказанием от штаба на четвертом бастионе. Туда пробрался спокойно, траншеей шел. Иначе никак – французские штуцерники голову поднять не дают. Обратно тоже удачно выбрался, уже думал, что ничто меня не достанет. Тут ка-ак бомба сзади ахнет! Осколки так и засвистели, а у меня даже защитный амулет не активирован. По руке будто топором тупым стукнуло. Рука повисла. Боли не было поначалу, только чувствую – рукав шинели намокать стал, и кровь с пальцев закапала.
Юноша рассказывал, Бутырцев снимал с его руки шины и разматывал бинты. Мичман сидел спокойно, но по тому, как он морщился и даже охал, когда Темный слишком резко отрывал очередной слой бинта от раны, было понятно, что Филиппу очень больно.
– Потерпите, потерпите, я бы мог сразу магией обезболить, но так я лучше пойму, как вас подлечить. А повязка у вас правильная, аккуратная. Где перевязывали?
– На первом перевязочном. Сама Даша забинтовывала, – с гордостью сказал раненый, но слегка засмущался.