Наказать и дать умереть

В чем в чем, а в этом я не сомневался.

Потому и не сомкнул глаз в ту ночь.

Глава 59

Копенгаген, ноябрь

Ирландка вышла из закусочной, прошла мимо кафе, где Герт-Инге выложил целое состояние за венскую булочку с кофе, и направилась к петлявшему между домами каналу.

Она шагала быстро – в резиновых кроссовках, голубой куртке и бейсболке с надписью, которую Герт-Инге, конечно же, не понял. Он тормознул, не выключая мотора, обошел машину и встал на тротуаре, озираясь по сторонам.

– Excuse me…[67]

И в тот момент, когда девушка остановилась, Герт-Инге ударил ее в солнечное сплетение, а потом подхватил и бросил на заднее сиденье. Хлопнув дверью, Герт-Инге обежал машину, сел за руль, завел руки ирландки за спину и защелкнул наручники на запястьях. В зеркале заднего вида мелькнули три фигуры, один, судя по всему, бродяга. Но никто не посмотрел в их сторону.

Все прошло без осложнений.

Ему даже не пришлось ничего объяснять. Узнав его, ирландка принялась молить о пощаде и сразу же поклялась молчать.

В ее глазах застыл смертельный ужас.

Девушка рассказала о журналисте и о фильме, который он ей показывал.

Она еще не пришла в себя, когда Герт-Инге вез ее из Копенгагена на Амагер, на пляж со столиками для пикника. Иногда он выезжал к мосту Эресундсбрун через Амагер, чтобы избежать пробок. Летом здесь бывало людно, молодежь играла в футбол, но зимой пляж пустовал. Дождь к тому времени прекратился, хотя небо над Эресундом оставалось пасмурным, а темная вода выглядела ледяной.

– Я не хочу умирать, – захныкала ирландка.

В глазах у нее стояли слезы.

– Значит, журналист говорил, что я убийца?

Она кивнула:

– Что ты убил женщину из фильма.

Герт-Инге сжал руль так, что побелели костяшки пальцев. Он смотрел на неприветливые воды залива.

– Журналист врет, – отрезал он.

– Можно я пойду? – пролепетала она. – Я сама найду дорогу и никому ничего не скажу.

– Почему я должен тебе верить? – фыркнул Герт-Инге.

– Я обещаю тебе.

Он знал цену женским обещаниям.

Все обманщицы. Все, кроме Гудрун Квист!

Он верил только Гудрун Квист.

– Please![68] – взмолилась ирландка.

– Мне надо подумать.

Она прикрыла глаза. Слезы крупными каплями стекали по щекам и шее. Девушка была без шарфа.

Она обещала молчать, но кто из них не скулил, когда наступал решающий момент? Катя Пальм тоже молила о пощаде. Просила у него прощения и была готова на все, только бы остаться жить. Но тогда Герт-Инге был молод и непреклонен. Ирландка, пожалуй, могла обо всем рассказать сожителю-французу, если они, конечно, общались посреди какофонии, которая фонила в мобильнике Герта-Инге. Ирландка, вероятно, контактировала с сербкой, но ее номером Герт-Инге больше не располагал, по крайней мере, если верить этой вонючей бабище. А гангстерша, конечно же, врет, у сербов это в крови. Ирландка утверждает, что у нее нет номера гангстерши, мол, та всегда звонила первой, но при этом называет ее «фру Санья».

Номера журналиста у нее тоже якобы нет. Он ей представился, но имени она не помнит.

Что сделает эта лгунья, если он оставит ее жить?

С другой стороны, она не заслужила смерти.

Хотя кто ее заслужил?

Разве что Катя и его мать.

Остальные – невинные жертвы, можно сказать.

Торговка вином.

Йоте Сандстедт, еще тот идиот.

Позвонил сразу после того, как Герт-Инге расстался с Лизен, когда еще дышал ее запахом. Старик сказал, что пора положить конец лжи. Он то ругался на чем свет стоит, то заходился в рыданиях. Хотел облегчить совесть. Но он прожил во лжи всю жизнь, что стоило дотерпеть еще немного? Герт-Инге не стал рисковать.

Он покосился на ирландку.

Она больше не плакала. Молчала, прикрыв глаза.

– Please…

Что он сделает с ней, если убьет? Оставит здесь или заберет домой и закопает?

До сих пор таможенники не останавливали его на мосту Эресундсбрун, но теперь пошла полоса неудач. Теперь все по-другому.

Кому еще журналист показывал фильм?

Собственно, сам Герт-Инге в кадр ни разу не попал, поэтому журналист ничего не докажет.

У них ничего на него нет и быть не может.

Но ирландка… Она, конечно, все знает.

И потом, она на него жаловалась.

Такое всегда бесило.

– Ты жаловалась на меня?

– Жаловалась? – переспросила она. – Нет.

– Не ври!

Она замотала головой.

– Сербка говорила, ты на меня жаловалась.

– Нет! Она позвонила на следующий день, и я сказала, что не могу работать, потому что до сих пор больно.

– Так и сказала?

Ирландка кивнула.

– Но я тебе хорошо заплатил.

– И я очень тебе благодарна.

– Тебе есть за что благодарить меня.

– Я никогда… не переживала ничего подобного.

– Ты получила хороший урок, ведь так?

Она снова закивала.

– Тогда тебе не на что жаловаться.

Она хотела ответить, но сдержалась. Ее нижняя губа дрожала.

«Жизнь или смерть?» – читалось в ее взгляде.

Герт-Инге вышел из машины, открыл дверь с другой стороны и велел ей выметаться. Но она медлила, поэтому он ухватил ее за левое ухо и потащил за собой на берег. Остановился. Крутанул ухо так, что она встала на цыпочки.

– Ты обещаешь?

Она закивала.

– У меня есть твой номер, я разговаривал с твоим парнем и знаю, где ты живешь. Помни об этом.

– Я клянусь!