Наизнанку

Мы забираем сахарную вату, фанту и идем к диванчикам…розового цвета. Да что за день такой сегодня? Откуда столько розового?! Еще и вата розовая, и платье Маринино тоже бледно-розовое. Осталось только встретить купидона с розовыми крыльями, который прямиком выстрелит мне в задницу розовой стрелой. Покойся с миром, розовый Марк Михайлович. Опускаю свою пятую, ещё не простреленную, точку на диван. Марина тут же кидает мне влажные салфетки, вместе с лосьоном, по запаху явно со спиртом. Молодец, лапочка, гигиена наше все. Обработав руки, принимаюсь за сладкую вату. Спрашивается, куда мне еще сладкое? Это перебор даже для такого как я, но почему-то смотря на то, как Марина отщипывает это розовое безобразие и закидывает в рот, явно наслаждаясь процессом, мне захотелось сделать тоже самое. И я повторяю ровно то, что и она. Абсурд, но я никогда не ел сахарную вату, сотни раз проходил мимо нее, но как-то не додумывался попробовать. Несмотря на пышки и абсолютную сытость, розовое лакомство оказалось очень даже вкусным. Вата моментально растворялась на языке, и я сам не заметил, как съел половину. Потом правда забыл, что ее надо есть, когда стал наблюдать за тем, с каким упоением Марина ест воздушное лакомство, облизывая при этом губы. Какими они сейчас должны быть сладкими на вкус. Черт, а пальцы! Пальцы она еще более соблазнительно облизывает. А ведь она знает, как на меня сейчас действует, точно знает. Она даже улыбается не так, как раньше.

— Маринка-хитрая холестеринка, давай не пойдем на сеанс, а поедем ко мне домой? — Озеров, ну придурок, зачем ты это ляпнул?!

— Нет. Сначала сеанс, потом место номер четыре и потом уже домой.

— Ты к себе домой, я к себе?

— Посмотрим, — ну это несомненно прогресс. — Доедаем вату и мне надо срочно решить вопрос с цветами. Им нужна водичка, — так и хотелось сказать в ответ, что мне тоже много чего нужно, спасибо, что вовремя промолчал. — Я в туалет, там наверняка очередь.

— Цветы-то оставь, чего ты с ними носишься.

— Ага, — встает с дивана, берет стакан с фантой и идет в сторону уборной. Странное дело, платье на ней совершенно не в моем вкусе. Ну разве что пуговицы на груди смотрятся симпатично, в остальном же, в сочетании с белыми кедами-это все спортивный стиль, который я совершенно не приемлю в женщинах. Но мне нравится. Самым настоящим образом нравится то, что я вижу. Может и вправду она меня чем-нибудь приворожила? Я же понимаю, что она не красавица в общепринятом смысле слова, чем же она меня так зацепила, что с каждым днем хочу ее все сильнее и сильнее.

Смотрю на часы, до сеанса пять минут. Встаю с дивана, прихватываю цветы и иду в сторону уборных. Ясно, тетки как всегда не дремлют, очередь из пяти человек. И Марина крайняя.

— Лапа моя, ты точно хочешь пи-пи? — шепчу Марине на ухо. — Мы опоздаем на сопливо-розовую мелодраму, если ты будешь ждать свою очередь.

— Я совершенно не хочу пи-пи, — также шепчет мне на ухо, сдерживая улыбку. — Мне нужно набрать воду в стаканчик для цветов.

— Делов-то, пошли в мужской, он как всегда не занят, — подталкиваю Марину вперед и открываю дверь. Сам захожу вместе с ней и закрываю дверь.

— А зачем мы зашли сюда вместе? — непонимающе уставилась на меня Марина.

— Ты воду наливать, а я писать.

— Не смешно, — Марина выливает остатки напитка в раковину и заполняет стакан водой. — Кстати, я купила билеты не на сопливую мелодраму, а на дурацкий боевик, — поворачивается ко мне и протягивает стакан, в который я ставлю цветы.

— Марин, — забираю стакан с цветами и ставлю на тумбочку рядом с раковиной. — Никогда бы не подумал, что это скажу, но ты идеальная девушка. Никто и никогда не делал для меня ничего такого.

— Идеалов не бывает. У нас сеанс сейчас начнется, — стучит пальцем по циферблату моих часов.

— По хрен, — хватаю Марину за талию, приподнимаю вверх и опускаю на столешницу. Господи, какая же она тоненькая, эта последняя мысль, которая пронеслась в моей голове, перед тем как я зарылся руками в ее волосы и притянул к себе. Как какой-то оголодавший зверь набросился на ее шею, вдыхая сладкий миндальный аромат.

— Щекотно.

— Что? — отстраняюсь от ее шеи и заглядываю в смеющиеся глаза.

— Щекотно говорю, ты немного колючий, — прикладывает ладошку к моей щеке и водит ею. — И непозволительно красивый. И не стыдно было таким родиться?

— Стыдно у кого видно, а я еще штаны не снял.

— Аааа, понятно. Значит за то, что в штанах стыдно. Ну правильно, нельзя же везде быть таким хорошеньким.

— Нарываешься, Марина Евгеньевна. Я же не всегда могу быть таким добрым и терпеливым. Никогда не говори ни одному мужику таких слов. Я приму за шутку, а другие нет.

***