Наизнанку. Лондон

К комтуру вернулось ворчливое настроение: «Что я здесь делаю? И инсинуат бы справился! Они там в ареопаге гвозди микроскопом забивают! Как можно из года в год слать сюда элиту Ока? Ведь так же…».

То ли мошка, то ли комар отвлекли недовольного брюзгу, не дали закончить мысль. Очень вовремя. Пошла первая волна Окуляра! Ну, как волна… так, рябь мелкая, но сути дела это не меняло. Охранник не верил своим глазам. Каменюка же уснула! Откуда тогда это? И почему именно в его дежурство? Может, просто показалось? Солнце, вон, встаёт. Вдруг просто тени играют?

Но нет, снова. Это уже не слабое волнение, это прямо полноценная волна. Вторая. Совсем плохо! Срочно звать наблюдателя. Комтур бежал к сараю: именно он у аналитиков гордо именовался «базой», и поэтому не видел, что творилось в каменной чаше. Мощная струя ударила вверх с горизонта событий и рассыпалась на миллиарды капель. Законы физики временно прекратили действовать: капли не спешили падать на землю, они двигались вправо, влево, вверх, вниз, по диагонали, строили в воздухе фигуру.

Перо.

Мгновение, и всё исчезло. Водная гладь Окуляра успокоилась. Наступил новый день.

Будить наблюдателя сразу после восхода – практически утопия. Прошло минут пять постоянных пинков, толчков и непрекращающейся ругани. В конце концов настойчивость комтура оправдалась: аналитик открыл глаза.

– Что случилось?

– Окуляр проснулся!

– Повтори! – Сон мгновенно испарился.

– Окуляр проснулся. По нему рябь пошла.

– Зар-р-р-раза! – прорычал наблюдатель, забавно прыгая на одной ноге и пытаясь попасть второй в штанину. Тщетно. – Где же ты раньше был?

– Тебя будил! – огрызнулся комтур.

Непослушный предмет одежды наконец-то был укрощен.

Окуляр не подавал признаков жизни. Совсем. Абсолютно.

– Что… это… было? – спросил наблюдатель, выделяя каждое слово. – Это у тебя юмор такой?

– Да какой юмор! Пошла рябь, за ней вторая волна. Я побежал за тобой.

– И почему тогда он сейчас спит?

– Мне-то откуда знать? Это вы у нас умники, вам виднее. А если бы ты не дрых, может, и застал бы и рябь, и волны, и что он там ещё делает.

– А надо бегать расторопнее!

– А не надо спать на рабочем месте!

Вот и поговорили.

– Ладно, чего уж там, – примирительно сказал наблюдатель, который не привык долго выяснять отношения. – В Око сообщить всё равно надо. У них там технических возможностей больше, может, и просчитают, что это было. Давай запишем с твоих слов, к утренней передаче как раз успеем.

Аналитик полез в карман. Замешкался. Похлопал себя по бокам.

– Забыл перо. Сейчас вернусь.

Комтур остался наедине с Окуляром.

– Что-то ведь ты хотел сказать, – произнес он тихо. Странно, конечно, разговаривать с каменной чашей, но охраннику очень хотелось высказаться. – А я всё прозевал. Засоню ещё этого вовремя не разбудил. И теперь никак не узнаешь. Вот скажи мне, ты всё-таки разумный?

Водная гладь задрожала. Десяток струй одновременно выстрелили в разные стороны. Ударились о каменные опоры трилитонов. Арки засветились изнутри голубым. Загудело. Нет, звука не было, этот странный гул шел напрямую из камней прямо в сердце комтура. И голос. Грохочущий, оглушающий голос. Каждой клеточкой тела охранник слышал этот голос. Не слышал, чувствовал. Голос придавливал к земле, не позволял ни пошевелиться, ни вздохнуть. Одно-единственное слово.

– Да!

Комтур был не робкого десятка, тем более что он прошел и Малое, и Большое Испытание. А тут на тебе, как юная барышня, лишился чувств.

* * *

При любых других обстоятельствах Тим наверняка испугался бы до жути. И было чего: комтура Макса назвать душкой в принципе довольно сложно. Всё дело было в лежащей на полу Соне. Кашель утих, и казалось, девушка вовсе перестала дышать. Как тогда, на «Паддингтоне». Хуже, чем тогда.

Комтур проревел Тиму прямо в лицо:

– Я спрашиваю, где он?

Тихий, безжизненный ответ.

– Моей сестре плохо. Отпусти.

Если бы инсинуаты не видели всё собственными глазами, они бы ни за что не поверили: комтур послушался мальчишку. Доли секунды, и Макс уже стоял на коленях перед неизвестной девицей.

– Как вы шли?

Тим не реагировал. Молча стоял, сжимал кулаки и боролся с жжением в груди и в глазах.

– Да чтоб тебя! – Комтур вскочил и снова тряхнул парня. – От этого зависит её жизнь, кретин! Как вы шли?

Оцепенение спало. Скороговоркой полетели названия станций.

– «Олдвич» – «Чаринг Кросс» – «Грин-парк»…

– Стой, – оборвал Макс. – Вы знаете про лаборатории?

– Да, мы на «Паддингтоне» были. Там близко…

– …«Ноттинг хилл», – закончил за него комтур. – С ней всё будет в порядке.

Он подхватил Соню на руки, будто она весила не больше пёрышка.

– Уведите его, – это уже инсинуатам.

Им не нужно было повторять дважды. Тим почувствовал железную хватку. Даже нет, хватки. Тиски пальцев на руках, плечах. Каждый хотел выполнить приказ комтура лучше остальных. Или это сказывалось напряжение последних часов. В любом случае Тима мгновенно лишили возможности двигаться.

– Не сломайте там ему ничего, – бросил Макс, поднимаясь по лестнице. – И всем отбой.

– Что вы с ней сделаете? Соня! Соня! – крик отчаяния ударил в бесстрастную спину комтура. Тот не обернулся.