Вот она подняла руку и подчёркнуто собственнически дотронулась до щёки Хантера, затем провела по волосам, пропуская пряди его взлохмаченной чёлки между своих тонких длинных пальцев; склонилась к его лицу, шепча что-то на ухо.
То, как она неотрывно смотрела на него, в её взгляде я видела нотки искреннего обожания и это – тот момент, когда мне стало понятно – у неё чувства.
Именно в этот момент Хантер снова повернулся и нашёл глазами мои: злость в них нельзя было спутать ни с чем – она будто отпечаталась в его зрачках. Запахло скандалом. Вся его поза являла собой высшую степень недовольства – было в ней что-то вызывающее и надменное. Казалось, вот-вот он сорвётся со своего места, в два шага преодолеет расстояние до нас и затащит друга за грудки на стол, сметая на пол посуду…
Стараясь справиться с нервами, я потянулась к стакану с водой и сделала глубокий глоток, пытаясь отыскать внутри себя храбрость.
Но проходило время, а он оставался на месте. Лишь крепко сжал скулы.
Я вздрогнула и едва не вскрикнула от неожиданности, когда на мою холодную руку опустилась горячая ладонь Чейза:
– Поверь мне, тебе это всё не нужно.
Я посмотрела на его пустую и свою тарелку с остывшей едой, и поняла, что всё это время наблюдала за Хантером и Ребеккой.
– Хорошо, – кивнула я и откинулась на спинку удобного кресла, скрестив руки на груди, всем своим видом демонстрируя Чейзу своё полное внимание, – ну а тебе? Зачем всё это нужно тебе?
Он откинул голову назад и засмеялся так заразительно, что даже я не смогла удержаться от ответной улыбки.
– Да, ты в долгу не останешься!
И тут же его смех перешёл в более тихое:
– Ещё сегодня утром, думал, что точно знаю. Сейчас не уверен. Всё изменилось. Задай мне этот же вопрос через неделю.
Наши глаза, наконец, встретились, как он и хотел: ещё мгновение назад в них прыгала лёгкая насмешка, а теперь я видела в них заинтересованность; и именно эта сосредоточенная увлечённость, терпеливое ожидание, неспешность в самом сокровенном смели напрочь всю суетливость эмоций за нынешний тяжёлый день, их отрицательный накал, всё, лишнее, оставляя лишь лестную недосказанность.
Чейз провел рукой по своим тёмным волосам:
– Ты планируешь задержаться в Карлайле?
Я кивнула.
– Как долго? Навсегда?
– Посмотрим, так далеко я не загадывала, – я взяла вилку, подцепив её кончиком что-то невероятно вкусное в своей тарелке и отправив это в рот. – А ты? Ты живёшь здесь?
– Только в игровой сезон. Как и Хейтс, – предвидя мой следующий вопрос, ответил Чейз. – Мы предпочитаем Лондон. У меня квартира в Белгравии. Это место – настоящее воплощение романтики, роскоши и комфорта. Недаром Эрнест Хемингуэй говорил о нём: «приехав в Лондон, нет причин не жить здесь, если, конечно, вы можете это себе позволить».
– Значит, в последний месяц лета вы все уедете?
Он улыбнулся, обнажая ровные белые зубы, и уклончиво пожал плечами:
– А ты хотела бы поехать в Лондон?
Я взяла свой стакан и сделала глоток. Вода была холодной, с привкусом лимона. Отпив, поставила напиток обратно на стол, проведя пальцем по мокрому следу на хрустале.
– Для меня, провинциальной девчонки из захолустной шотландской провинции – это город недосягаемой мечты. Всё равно, что для тебя, – я сделала паузу, подыскивая подходящее сравнение, – полёт в космос!
– Это выполнимо, – произнёс он негромко, и у меня глаза полезли на лоб.
Весь дальнейший разговор прошёл в самой непринужденной дружеской беседе. Я съела свою порцию, а затем ещё одну. Когда снова оглянулась, то мои глаза обнаружили лишь пустой сервированный столик. Хантера и Ребекки не было. Боюсь, я не заметила, когда они ушли.
Глава 10.3
На подъездную дорожку, ведущую к дому Хантера, мы попали уже глубоко за полночь.
Чейз проводил меня долгим взглядом. Я не обернулась, когда автомобильные покрышки зашуршали, удаляясь, потому что моё внимание уже было приковано к фонарю над парадным входом. Мягкий, чуть желтоватый свет от него падал на крыльцо; на фоне ночного неба тёмный силуэт дома выглядел зловеще.
Улицы были пусты. Тишина брала своё. Она хуже громкого звука.
Тишина и темнота – сильнейший враг воображения. Кажется, что тебя поедают собственные нервы, когда ты замираешь, боясь сделать лишний вдох, и слышишь только биение собственного сердца. В такие моменты жалеешь, что Glock остался в бардачке машины.
Дверь открылась, прежде чем я дотронулась до её ручки. А в проёме, облокотившись плечом о косяк, замер Хантер:
– Где тебя носит, чёрт возьми?
Его тёмные волосы были взъерошены, словно он множество раз за вечер нервно запускал в них пальцы. Он был всё в той же серой рубашке, только теперь её полы были расстёгнуты и распахнуты, обнажая торс, а рукава небрежно закатаны. В руках – стакан с янтарными остатками содержимого. Пьяным бы его никто не назвал, но по всему было видно, что выпил он предостаточно.
Я огляделась в поисках своего чемодана. Во всяком случае, я готовилась к самому худшему, что могло бы произойти. Я ожидала, что он может выкинуть меня на улицу.