К приходу в тюрьму я немного успокоился, поприветствовал начальника тюрьмы, предъявил приказ и затребовал список заключенных, в наличии оказалась сто восемь человек, я удивился и спросил:
— Откуда столько? Манага вроде город маленький?
— С других городов везут, с плантаций рабов на продажу выставляют, должники с которых взять совсем нечего, всех по десять серебряных продаем.
— Хорошо идет товар?
— Не очень, кому они нужны, лучше заплатить немного дороже, и на рабском рынке негра купить.
— Осужденные за тяжкие преступления есть?
— Нет! Последнего неделю назад казнили.
— Вот скажи, почему у тебя в тюрьме женщин и детей нет, они что, преступлений не совершают?
Начальник тюрьмы уставился на меня удивленным взглядом и сказал:
— А что им у нас делать? У нас только люди сидят! Женщины и дети в работном доме находятся.
Я заинтересовался:
— Что за работный дом такой и где он расположен?
— За городом, в стадиях трех от городской черты. Работный дом обычный, осужденных женщин и детей там для общественных работ содержат, но и так если понадобился человек для несложной работы, приходи и выкупай по три серебряных за голову, если женщину на ночь, десятка медяков хватит.
Глаза начальника тюрьмы масляно заблестели.
«Замечательно! — подумал я. — Сначала мы женщину за проституцию судим, а потом ей же и торгуем! Высшее достижение человеческого разума! Как же мне не нравится Манага, после Руиса кажется, что это место собрало буквально все человеческие пороки. Это хорошо, что у них здесь трансплантации органов нет, чуется мне, что если бы она была, тут бы детьми на развес торговали!»
— Кому подчиняется работный дом, в чьем ведении находится?
— В моем, в чьем же еще!
— То есть получается, что работный дом, это другое название отделения тюрьмы?
— Получается так, раз я начальник тюрьмы, то и работный дом — тюрьма.
— А есть у вас, устав тюрьмы и правила содержания заключенных?
— Есть, как не быть, когда тюрьму строили, господин Куно лично устав разработал.
— Давайте его сюда, буду знакомиться с документами, раньше я тюрьмы не инспектировал, надо же с чего-то начинать!
Быстро пролистав документы, я спросил:
— Скажите мне господин начальник тюрьмы, а лицензия у вас есть?
— Какая лицензия? — удивился тот.
— На организацию и содержание лупанария на землях Великого Карфагена. Обычно такую лицензию выдает городской совет, руководствуясь спокойствием граждан и благопристойностью. Необходимо, что бы лупанарий размещался в отдельном строении, использовать в качестве гетер можно рабынь или свободных женщин по обоюдному договору. Налоги очень большие, это же «гнездо порока и разврата», не угодное Спящему творцу. Особо в законе «О содержании лупанариев» отмечено, что все деньги, полученные от них в качестве налогов, должны поступать на строительство и содержание приютов и школ.
— Я не содержу лупанария. — все еще непонимающе сказал начальник тюрьмы.
— Ну как же, все признаки лупанария на лицо.
Я начал загибать пальцы:
— Отдельное строение есть? — Есть!
— Рабыни и осужденные женщины есть? — Есть!
— Используются они для сексуальных утех? — Используются! Расценка: десять медяков за ночь! Чем же это не лупанарий?
— Это работный дом! — взвизгнул начальник тюрьмы, он понял, к чему я клоню.
— Странно, я только что прочитал в уставе, что заключенных следует использовать только и исключительно на общественных городских работах. Как это соотносится со сдачей их в наем любому человеку, который заплатит деньги? Ладно, предположим, что как-то соотносится, но где деньги Великого Карфагена? Где уплаченные за труд заключенных деньги? Их нет! Это должностное преступление, воровство из казны! Если отсутствие лицензии и неуплата налогов предполагает отсечение правой длани, то воровство из казны предусматривает усекновение головы!
— Чего ты хочешь? — неожиданно спокойно спросил меня начальник тюрьмы.
— Того же, чего и ты мне желаешь. Вот ты стоишь сейчас передо мной и думаешь: «Чтоб ты сдох!»
— Я хочу того же: что бы ты сдох! Слышишь меня начальник! Зачем ты коптишь небо? Приносишь людям боль?
Начальник тюрьмы молчал, козыри в этой игре были на моей стороне.
— Посмотри на себя моими глазами! Ты даже не понимаешь, о чем я тебе говорю! Может так будет понятнее!
Я встал и со всей силы пнул его по голени. Начальник тюрьмы упал на пол и начал подвывать от боли.
— Наверное, так выли от боли те, к кому ты приходил как господин, они не могли и не смели ударить тебя в ответ! Ведь чужой боли не чувствуешь! Тебе сейчас больно, а я ничего не чувствую, мне только хочется сделать тебе еще больнее! — заорал я и влепил ногой ему по почкам.
Успокоившись, я сел на стул и дождался, пока начальник немного оклемается.