Последнее, что он видел, — великан, пробующий Весть на зуб.
ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ
Комиссар смотрел на себя в зеркало.
Зеркало было необычное, римское. Стеклянная поверхность соединялась со свинцовой подкладкой, от чего изображение казалось абсолютно живым.
В большом зале, куда привели Гарда, таких зеркал было много, и куда бы ни поворачивался комиссар, отовсюду смотрел он.
Он? Неужели этот бородатый человек в нелепом хитоне, с уставшим, даже запуганным взглядом и шрамом под глазом — память о встрече со львом, — неужели, это он, комиссар полиции Гард?
— Что с тобой стало, старичок? — спросил комиссар у своего отражения.
Отражение только грустно улыбалось.
Каких-то полчаса назад дверь его камеры открылась, вошел Номенклатор, неся в сосуде ледяную воду.
За Номенклатором вошли пятеро солдат с обнаженными, на всякий случай, мечами.
Номенклатор как будто знал, хотя, наверное, не «как будто», а действительно знал: тот, кто находится в этой камере, наверняка будет нуждаться в том, чтобы его привели в чувство с помощью ледяной воды.
Номенклатор вылил ледяную воду комиссару в лицо.
Гард открыл глаза. Номенклатор рывком поднял его.
— Что-то не похож ты на человека из будущего, — буркнул он. — Пошли! Тебя хочет видеть прокуратор.
Это сообщение так обрадовало комиссара, что он мгновенно пришел в себя. Ни боли уже не ощущалось, ни страха.
«Молодец Гаврик! Добрался-таки до Понтия Пилата. Мне осталось только узнать у Пилата, где Иисус. Да! Иисус будет пятым. Хорошая цифра! Номенклатор — раз. Понтий Пилат, предположим, два. Сбывается его видение: Пилат, жена, ребенок. Пятый — Иисус! Этот сумасшедший великан не считается, ведь Гаврик говорил: встретиться — значит поговорить. Ну ничего, найдем еще с кем встретиться...
Гард почему-то был абсолютно уверен, что пятый римский прокуратор Иудеи, Самарии и Идумеи Понтий Пилат обязательно ему поможет.
Уже переступив одной ногой порог камеры, комиссар вспомнил: «Весть... Ее нет у меня. Зачем мне Иисус? Зачем мне Понтий Пилат, если у меня нет Вести? Этот сумасшедший громила отнял ее у меня...»
Отчего это говорят, мол, мысль «пронзила»? Когда мысль столь ужасна, она не пронзает, а бьет по голове, ударяет, сокрушает.
— Я не могу отсюда уходить. Это невозможно. Мне нужно взять вещь... Очень важную... И для Понтия Пилата тоже... Я не могу. Помогите мне ее вернуть, я умоляю вас, — вот слова, которые Гард хотел сказать Номенклатору.
Но не успел.
Номенклатор выпихнул Гарда на воздух, который показался особенно свежим после тюремной камеры.
Все потеряло смысл. Вести у него не было.
И вот комиссар стоял во дворце Понтия Пилата.
Случилось именно то, что он предчувствовал: сейчас он встретит Пилата. И у них будет разговор. Теперь единственно, о чем он должен умолять Пилата, — вернуть ему Весть.
Гард стоял в красивом зале и смотрел на свое отражение.
А отражение глядело на него.
Оно было каким-то другим, его отражение — чужим и неприятным.
— Ты боишься? — спросил Гард у самого себя. Отражение виновато улыбалось.
—А чего тебе бояться, старичок? Ну убьют тебя. И что? Разве ты уверен, что смерть будет хуже, чем жизнь, тем более здесь? Весть ты потерял, стоит ли теперь бояться смерти?
Отражение смотрело удивленно.
— Истину не узнаешь? И что? Разве ты уверен, что эта Истина кому-нибудь нужна? Человечество столько лет жило без знания этой Истины, и ничего. Ты что, вообразил себя спасителем человечества? За двадцать с лишним веков сколько уж людей пыталось человечество спасти. И что? Человечеству все хуже и хуже. Разве ты не знаешь об этом?
Отражение опять виновато улыбнулось.
Комиссар поймал себя на том, что этот мужик с неаккуратной бородой и уставшими глазами его просто бесит.
— Ты — травинка, плывущая по реке! — крикнул Гард самому себе. — Вот и плыви, не задавая лишних вопросов! Куда-нибудь поток тебя да принесет.
Теперь отражение смотрело обиженно. «Я схожу с ума, — решил Гард. — С кем я разговариваю, сумасшедший?»
— Все! Кончили разговоры! — крикнул Гард и зачем-то показал отражению язык.
Отражение, естественно, показало язык ему. Гарду показалось, что делало оно это как-то особенно нагло.
— Разговаривать со своим отражением — это есть высший признак усталости, — услышал комиссар мужской голос.
И тут же во всех зеркалах отразился Понтий Пилат, высокий молодой мужчина с аристократичным лицом.
Гард резко повернулся и поклонился.
— Значит, ты и есть Гершен? — спросил Пилат, усаживаясь в одно из огромных кресел, стоявших по всему периметру зала.
Вместо ответа Гард поклонился снова. Пилат жестом пригласил его сесть напротив.
— Ты и вправду человек из будущего? — спросил Пилат.
Гард быстро сообразил, что как человек из будущего он добьется большего, чем как простой иудей, и ответил гордо:
— Да.
Ответ этот вовсе не удивил прокуратора. Казалось, он даже обрадовался.
— Сейчас такая жизнь, что в ней непременно должен был появиться человек из будущего. Непременно, — он улыбнулся. — Меня помнят в будущем?
— Да.