— Меня помнят в будущем как тирана? Гард пожал печами, он не знал, как отвечать. Понтий Пилат смотрел внимательно. Не зло, не
жестко — просто внимательно.
«Тебя помнят, как того, кто отдал приказ распять Его», — хотел уже произнести Гард.
Но неожиданно сам Пилат сказал эти слова:
— Меня помнят, как того, кто отдал приказ распять Его?
И снова комиссар не знал, что ответить. Пилат вздохнул.
— Значит, я прав. Понимаешь, с тех пор, как Он появился в Иудее, жизнь перестала мне подчиняться. Она идет как бы сама по себе. Так, словно жизнь сама
знает, куда она должна прийти, — вот она и идет. И я ничего не могу сделать. Даже не пытаюсь.
«Как? И у тебя так же?» — хотел спросить комиссар.
Но не успел.
Понтий Пилат говорил без пауз:
—Я не понимаю, кто Он. Не понимаю. А может, боюсь понимать, — Пилат посмотрел на Гарда пристально. — Ты знаешь, кто Он такой?
И тут уже Гарду не надо было тратить время на раздумья.
— Да, Он — Мессия. Он пришел принять страдания за все человечество, искупить все наши грехи. Он принес новую Веру. И за этой Верой пойдут миллионы.
И снова комиссару показалось, что Пилата вовсе не удивляет, что он говорит.
— Я так и думал, — усмехнулся Пилат. — Надеялся, правда, что все это иудейские штучки. Но, видно, надеялся зря... Как только я узнал о Нем, все понял. Это понимание — не от знаний, не от опыта. Оно откуда-то свыше.
Пилат задумался. Потом сказал:
— Я арестую его. Его надо арестовать, понимаешь? По-другому не получится. Но у нас есть закон: отпускать накануне праздника одного преступника. Скажи, если я попробую его отпустить, мне не позволят?
Гард отрицательно покачал головой: не позволят.
— Кайафа не даст? — снова спросил Пилат и, не дожидаясь ответа, сам же сказал: — Кайафа ни при чем. Это жизнь. Почему-то надо, чтобы его распяли, да?
— Да, — сказал Гард. — Если Его не распнут, история человечества пойдет по-другому.
— Я так и думал. Я давно подозревал, что мы верим не в тех богов. Во-первых, у нас их слишком много. Но главное даже не в этом. Наши боги мало страдали, понимаешь, Гершен? Люди — существа, которые поверят только в того бога, который страдал. Страдание делает Бога близким. Только так может родиться настоящий Бог. — Пилат помолчал немного и спросил неожиданно: — Тебя очень испугал тот человек?... Ну... в камере...
— Очень, — выдохнул комиссар.
Он уже собрался пожаловаться Понтию Пилату, что сумасшедший великан отнял у него очень важную вещь, и, пожалуй, даже рассказать, что это за вещь...
Но снова не успел. Римский прокуратор говорил быстрее, чем Гард думал.
— Я хотел построить новую систему водоснабжения Иерусалима. Это должен был быть грандиозный виадук, по которому вода могла бы течь на десятки километров на юг от Иерусалима, даже дальше Вифлеема. Все было продумано. Не хватало денег. У людей всегда не хватает средств, а в Храме они есть.
Я подумал: «Разве не может их Бог помочь построить виадук, дать воду тем, кто в ней нуждается?». Я взял деньги в Храме. Начался бунт. Кайафа сделал так, что в Риме оказались мной недовольны. Деньги я вернул. Но предводителя бунта посадил в камеру.
Через два дня я пришел к нему и спросил: «Тебе страшно?» Он сказал: «Да. Я не привык быть в одиночестве. Мне нужны люди». «Как же ты можешь быть в одиночестве, — снова спросил я, — если с тобой — Бог? У кого — Бог, у того не бывает одиночества, разве нет?» Он расхохотался и сошел с ума. Теперь к нему сажают преступников. Чтобы они видели, что бывает с теми, кто выступает против Пилата.
Прокуратор замолчал.
Комиссар воспользовался этим и сказал:
— Этот человек украл у меня... И снова он не успел договорить. Словно фокусник, Пилат достал Весть.
—Это?
—Да.
— Ра, — прочитал Пилат надпись на хвосте рыбы. — Что за «ра»?
Гард пожал плечами:
— Не знаю...
— Ты должен отдать это Иисусу?
— Да.
— Что это?
— Это Весть.
От напряжения Пилат даже привстал на своем троне. -Что?
—У людей есть Весть, и Весть есть у Бога. Они должны соединиться, и тогда люди поймут Истину.
Пилат кинул Гарду Весть и расхохотался. Смеялся он долго, весело, с удовольствием.
Комиссар спрятал Весть, еще не веря до конца, что она так легко к нему вернулась.
Отсмеявшись, Пилат сказал:
— Гершен, ты ведь человек из будущего. Неужели ты веришь, что люди когда-нибудь что-нибудь поймут? Тем более Истину? Что ты! — В мгновение он стал серьезен. — Иисус — Бог?
— Сын Бога.
— Вот видишь, Сын Бога ходит по земле Иудеи. Где-то рядом с нами ходит Сын Бога — и что? Кто заметил это? Как изменилась жизнь от этого? Никак. Я чувствую, что она перестала подчиняться мне. Еще кто-то кроме меня, может быть, чувствует так же, и все. Как это может быть? Сын Бога ходит по земле, а жизнь от этого не меняется. Разве такое возможно?
Пилат вскочил, подбежал к Гарду и сказал почему-то шепотом на ухо:
— Мои... Ну охранники, ну все... Ну, они спрашивают: «Как мы его найдем? Как мы его узнаем?» А я, знаешь, что им отвечаю: «Ребята, уверяю вас, его