Найти Эдем

Павел вгляделся в бледное лицо с впавшими закрытыми глазами, острым носом и тонкими синими губами, сосредоточил взгляд на точке чуть повыше переносицы Йожефа - и поток чужой боли, которую он ощутил, когда Колдун совершал свои манипуляции, вдруг, словно прорвав плотину, хлынул в него, чуть не захлестнув собственное сознание Павла.

Павел застонал от этого неожиданного напора чужой боли, но, сначала неуверенно, пробуя, ошибаясь и снова пробуя, сумел отвести эту боль от своего сознания, направить в обход, следя за тем, чтобы течение было не слишком медленным и не слишком быстрым, и одновременно представляя, сосредоточенно глядя на лоб Йожефа, как навстречу этому потоку боли, скользя над ним, стремится длинное извилистое белое облачко теплоты. Поток вошел в берега, стал иссякать, а облачко теплоты, постепенно сгущаясь и заполняя безликое пространство, все уплотнялось и уплотнялось... превращалось в свечу... Свеча зажглась... Павел мысленно очень осторожно взял эту свечу и, прикрывая рукой от неизвестно откуда дующего холодного ветерка, пронес над потоком, стараясь не оглядываться по сторонам и не оступиться - ни в коем случае не оступиться! - и поставил на лоб Йожефа. Свеча мгновенно оплыла, огонек растворился во лбу - и там, где только что струился поток боли, осталась высохшая земля. Холодный ветерок поменял направление, стал теплым - и где-то загорелось маленькое солнышко.

Губы Йожефа шевельнулись и разжались. Он вздохнул. Павел опустился на пол возле носилок, и Колдун молча положил руку ему на лоб.

"Слава Создателю..." - прошептала Светлана.

И Павел впервые в жизни почувствовал чужой фон. Фон радости, изумления, облегчения и восхищения переполнял комнату Колдуна. Он посмотрел на мерно дышащего Йожефа и ощутил во лбу ровное приятное тепло...

Потом, позже, Колдун учил его надолго задерживать дыхание и изгонять боль, почти мгновенно расслабляться и засыпать, одним только волевым усилием нагревать и охлаждать собственное тело. Павел с интересом и охотой перенимал приемы Колдуна и радовался, когда тело начинало подчиняться мысленным приказам.

Год, когда Павлу исполнилось тринадцать, запомнился ему началом обучения. Он вместе со сверстниками - а таких набралось в Городе У Лесного Ручья чуть больше пятидесяти - и мастерами, определенными городским Советом, побывал на лесоповале и в каменоломне, на строительстве деревянной дороги к Городу Плясунов и в угольной шахте за Днепром, в цехах ткачей и лодочников, обувщиков и гончаров, пивоваров и табачников, на пристани и в фруктовом саду, у гребцов и грузчиков, пожарных и полицейских, плотников и патронщиков, водолазов и собирателей трав, врачей и выращивателей. За год он успел попробовать себя на многих работах, но так и не определил, какая же ему больше по душе. В конце концов он решил, что будет делать то, что сочтет необходимым Совет - и у него в запасе был ведь еще целый год до начала постоянной работы. За этот год он хотел побывать в других городах, а потом, уже официально став взрослым, попутешествовать по Лесной Стране, узнать, что там, за самыми дальними городами. Чередование месяца работы с месяцем отдыха давало все возможности для такого путешествия. Уже тогда, в тринадцать лет, его тянуло к странствиям. Он чувствовал себя вполне здоровым, только вот немота, отделяющая и отдаляющая его от сверстников и сверстниц...

В следующем году обучение продолжалось. Июль запомнился ему не только как месяц Большого Пожара Иерусалима, когда от чьей-то упавшей на пол свечи выгорело почти полгорода, а зарево было видно не то, что от Лесного Ручья, но, говорят, даже из Города Матери Божьей. Июль стал особенным месяцем по совсем другой причине.

Как-то в пятницу, вернувшись от свечников, Павел узнал от мамы, что заходил дежурный полицейский Стас и передал просьбу Колдуна навестить его сегодня вечером. Павел напился воды из колодца, надел чистую белую рубашку - она уже трещала под мышками и была коротковата - и направился к Колдуну.

Возле изгороди Колдуна сидели на камнях Стас и Янош Лесоруб, дымили сигаретами. У толстяка Стаса, маявшегося от духоты, был развязан воротник, автомат он закинул за спину и втолковывал что-то гиганту Яношу, который рассеянно кивал и поглядывал по сторонам. Павел кивком поздоровался с ними и вошел в дом Колдуна.