Найди меня в Поднебесье

Она возвращается к жизни тяжело, едва приходит в себя, как тут же старается уснуть вновь. Не желает никого видеть, не желает никого узнавать.

— Такое бывает, — убедительно говорит врач родственникам, расстроенным и счастливым одновременно. — Полгода в коме — это не шутка. Все это время она жила в видениях, и сейчас с трудом отличает сон от яви. Главное — худшее позади, сейчас все в ваших руках. Сына пока к ней не приводите, позже, пусть постепенно оправляется.

Она постоянно смотрит в окно, ест через силу. С трудом начинает говорить лишь с санитаркой-калекой неопределенного возраста и цыганской внешности.

— Ничего, девочка, — улыбается цыганка, убирая поднос с нетронутой едой. — Вот проголодаешься, как следует — по-другому запоешь. Я когда из комы выходила, чуть зеркало не разбила. Снилось, что я красотка белокурая лет пятнадцати от роду, а проснулась, — она машет рукой.

— Вы были в коме? — едва роняя слова, спрашивает Елена.

— А как же? Машина, чтоб ей пусто было, сбила! Три месяца пролежала, девонька. Такая чушь виделась, не поверишь в жизни…

Елена умоляюще смотрит на хромую женщину.

— Расскажите…

— Да не помню уж ничего… Дурь всякая. Помню, как выходила, сон привиделся. Он меня с детства преследует. Бабка говорила, мол, жизнь прошлая вспоминается. Толком не вспомнить, только чудится холод могильный, я голая стою на коленях и ровно кролик смотрю в глаза чьи-то, а глаза бледные, страшные! И ко мне летит черная молния, да такая боль в груди, страх вспомнить. Все детство спать боялась… Да что же ты? Тише, тише… Врача!

— Нет! — Елена вцепилась в сухощавую руку. — Не надо врача, прошу! Расскажите еще… расскажите…

— Ну, ну, ложись девонька… Ну все, все… про что рассказать-то?

— Про того… с глазами страшными…

* * *

Еще несколько дней полной апатии. Лекарства, процедуры, опросы. Елена отвечает механически, ее ничто не трогает, ничего не интересует. Однажды утром она просыпается с каким-то полузабытым чувством, мгновение прислушивается к себе и вдруг осознает. Злоба. Бессильная злоба душит ее, не дает дышать, не дает прорваться слезам. Елена затравленно оглядывается и неожиданно понимает, как все просто. Решение лежит на поверхности. Она выдергивает из вены иглу, хватает с тумбочки высокий стеклянный стакан с водой и бросает его на пол. Аккуратно, чтобы получились ровные осколки.

Девушка поднимает один из них. На исхудавшем запястье бьется голубая жилка. Решительно и весело Елена подносит к ней бритвенно-острый осколок, касается кожи…

— Мама…

Она не услышала, как бесшумно открылась дверь. На пороге стоял молодой мужчина в военной форме, на руках он держал светловолосого мальчика, который внимательно и настороженно смотрел на растрепанную женщину с безумными глазами.

Стекло падает из рук, она цепляется пальцами за простыни, глаза застилает туман слез. В этом тумане приближается смутная фигура, сильные руки обнимают ее, маленькие пальчики обхватывают шею, путаются в волосах.

— Мамочка…

Елена судорожно всхлипывает, прижимает к себе сына, гладит его по волнистым волосам, вдыхает родной запах, целует темя, щеки, глаза мальчика. Антон крепко и надежно придерживает ее за плечи.

— Родная моя. Все будет хорошо…

— Все хорошо, мамочка, — повторяет за отцом Ярослав, и в голосе малыша уже слышна уверенность мужчины.

— Конечно, — шепчет она. — Иначе и быть не может. Все будет хорошо, ради тебя, — она чуть отстраняет сына, заглядывает в его светлые живые глаза и, впервые за долгое время, улыбается. Ярослав улыбается в ответ, снова кидается матери на шею и что-то лепечет в ее волосы.

Она бросила взгляд поверх головы сына в окно, на серые тучи, что второй день гуляли над городом. И показалось ей, что в серой пелене мелькнул взмах черного крыла, сверкнула сталь, и смех, яростный и неукротимый, затихает вдали, и спокойные серые глаза с неистово-болезненным огнем глубоко внутри, улыбаются ей, благодарно и нежно.

«Ты заслужил это. Ты ушел в иной мир счастливым, пресек то, что страшило тебя столько времени, ты стал свободен. Спасибо тебе за все, спасибо за мою жизнь. Где-то в неведомых мирах ты обретешь желанное счастье, и твой меч никогда не перестанет разить тех, у кого недостало смелости заглянуть за последнюю грань. Я люблю тебя. За твое свободолюбие, за твое несмирение, за все, что ты мне еще не успел дать. Я не могу сейчас броситься за тобой, здесь слишком многое мне дорого, но…»

Елена всем существом впитывала тепло сына и чувствовала, как к ней возвращается желание жить.

«Я навсегда с тобой. Ни на миг тебя не забуду, и никто меня не убедит, что этого не было. Мы однажды встретимся с тобой, любимый, когда станет золотой листва на деревьях или когда завоет яростно метель. Я буду искать тебя во всех мирах, которые только выдумали, веселясь, Демиурги. Ты увидишь меня, побоишься поверить, но я дотронусь до твоей руки, и мы пойдем вместе по усыпанной листвой дороге, и солнце будет освещать наш путь, и никогда, слышишь, никогда, мы не расстанемся больше. Любовь моя…»

— Мамочка, почему ты плачешь?

— Это от счастья, мой малыш. Я счастлива, что ты со мной.