— Не разбрызгивай яд, дорогая, богов отравишь! — парировал Арэнкин. — Я бы на твоем месте…
Продолжить обмен любезностями им помешал служитель, явившийся из пирамиды, из прямоугольной черной пасти, обозначенной тремя массивными блоками. В бесформенной черной хламиде, подпоясанной веревкой, в бронзовой маске на лице, абсолютно ничего не выражающей.
Наги мгновенно смолкли. Служитель сделал знак, и они прошли внутрь.
Миновали темный прямоугольный проход, головокружительный спуск по винтовой лестнице. Свет проникает сквозь щели в монолитах, отражается от стен по замысловатым траекториям. Точнее, от камней, которыми стены инкрустированы. А их сотни, тысячи — самородные изумруды, строгие алмазы, неограненные сапфиры, россыпи горного хрусталя, мерцающие рубины. Переливаются облитые золотом каменные выступы, вспыхивают аметистовые друзы…
Последняя ступень предлагает ступить на решетку, под которой на глубине в несколько десятков локтей сверкает настоящее море драгоценностей, переплетение жил, рек и дорог. Молчаливый служитель остается у лестницы.
Арэнкин тронул двери, кажется, отлитые из цельного золота, и они вошли в глубокую пещеру. В шаге от входа каменный пол превращается в поблескивающий темный металл. Его прорезают неширокие каменные дорожки. Свод пещеры инкрустирован драгоценностями, а в глубине возвышается огромное изваяние змеи с семью головами. Вместо глаз у змеиных голов драгоценные камни, само изваяние бронзовое, с золотой и серебряной отделкой. Перед статуей — длинный и узкий водоем, клубящийся морозным паром.
— Не оступись, — еле слышно шепчет Арэнкин Елене. — Это ртуть. Глубина в три роста. Дай мне руку.
Елена проходит по каменной неверной дорожке, оглушенная тишиной, жутью, неожиданной роскошью. Ядовитые пары клубятся над ртутным бассейном, за каждым шагом пришельцев неотрывно следят пристальные глаза изваяния. Вблизи видно, как ювелирно оно сработано.
Наги склоняют перед статуей головы. Смягчается высокомерие Мейетолы, становится серьезным лицо Шахиги, тяжело вздыхает Арэнкин, поднося руку ко лбу. На некоторое время они сами становятся похожи на статуи. Затем Арэнкин подводит Елену ближе к идолу, перешагивая через водоем. В центре изваяния, там, где семь голов переходят в одно тело, поблескивает многоугольник горного хрусталя. Видно, что это — искусно сработанная емкость, до половины заполненная чем-то темным.
Елена порывисто отбрасывает руку нага, инстинктивно прикасается обеими ладонями к камню. Холодный хрусталь кажется теплым.
Девушка ловит себя на том, что стоит, приникнув лбом к сердцу изваяния. Две горсти земли, с незапамятных времен пришедшие, чудом сохранившиеся, чудом принесенные, в обрамлении бесчисленных, невероятных драгоценностей, спрятанных от лишних глаз.
— Ирония Демиургов, — голос Арэнкина похож на шелест сухой змеиной шкуры. — Молиться друг другу, ждать друг от друга помощи и спасения.
Елена молчит, поглаживая пальцами хрусталь. Земля из далекого прошлого согревает кожу сквозь камень.
— Скажи, землянка… вы молились нам… а вашего слуха хоть раз достигла наша просьба?..
— Прекрати… — с трудом шепчет она сквозь зубы.
Арэнкин закрывает глаза, тихо проговаривает что-то на нечеловеческом шипящем языке. Вдруг слышен сдавленный вскрик.
Шахига широко раскрытыми глазами, полными ужаса, смотрит в рубиновые глаза золотой змеи. Арэнкин резко поворачивается к изваянию спиной.
— Не верь, — говорит он тихо. — Я никогда не верю.
Шахига восстанавливает сбитое дыхание, утирает пот со лба.
— Лжешь, — так же тихо отзывается он. — Веришь. Тебе никогда не хватало смелости посмотреть.
Арэнкин скользит взглядом по рубиновым, изумрудным, сапфировым глазам и отворачивается снова.
— Ты прав.
Мейетола стоит недвижимая, погруженная в молитву. Елена бессознательно проводит ногтями по хрусталю с заключенными в него воспоминанием и верой Поднебесья.
Глава 22. Ханг и королева огня
Ханг Юшенг, зажав кружевным платком рот, разглядывал светловолосую голову. Он иногда отличался особенной щепетильностью, несмотря на ежедневную работу с такими вещами.
В ушах сохранились яркие серьги с драгоценными камнями. Потемневшие глаза смотрели безразлично. Трупы нашли зарытыми в снег у дороги. Выдал сапог, что торчал из сугроба.
— Ой-ей-ей! — Бхати вошла в комнату, стряхивая с ярко-оранжевых пышных рукавов ошметки белой глины. — Не позавидуешь тебе, Ханг. Хоть что-то уцелело?
— Немного, — ответил альбинос. — Но это значения не имеет. Что-то придется начинать сначала. Но я не зря посвятил исследованиям жизнь. Мне нужен только материал — с остальным я справлюсь.
— Без Джона?
— Да. По правде, он последние года два был не особенно полезен. Хотя, конечно, жаль. Он многое сделал для нас. Но сейчас я справлюсь сам! Энергия, чистейшая земная энергия! — хозяин Дома сцепил пальцы, точно хотел эту энергию удержать. — Лабораторию я отремонтирую! А ее побег лишь доказывает, что я не ошибался! Такая энергия не снилась ни одному медиуму. Она даже меня смогла перебороть на миг!