Найди меня

– Отойди от нее, – Тамара уткнула ружье прямо в спину Сергею.

Тот резко развернулся и с легкостью откинул дуло в сторону.

– Чего ты не поняла, старая! – заорал тот и схватил женщину за грудки. – Или ты хочешь, чтобы благодаря этой мы все по этапу пошли? А сможешь? Силенок-то хватит или откинешься где-нибудь по дороге?

– Ты, – прохрипела Тамара, тяжело дыша. – Не посмеешь, – выдохнула она и стала оседать на пол.

Плетнев попытался удержать женщину, но ослабшее тело повисло кулем, и ему не оставалось ничего, кроме как уложить Тамару на пол, застеленный тканым ковром. Она смогла сделать еще пару коротких вдохов, после чего угасла прямо на наших глазах.

– Ба, – похлопал женщину по щекам Сергей. – Эй, бабушка, – неуверенно позвал он. А когда та не откликнулась, резко встал и заорал: – Сука! Как же все не вовремя! – вызверился он, схватив себя за волосы.

Я смотрела на Тамару, заплатившую своей жизнью за мою, и не могла поверить, что все это происходит здесь, сейчас и со мной.

– Все ты, тварь! – Плетнев не глядя хлестнул меня по лицу, оставив на щеке жгучий след.

– Сережа, хватит, – попыталась я вразумить его и прижала ожог ладонью. Голос дрожал, и я чувствовала, что вот-вот расплачусь. – Неужели ты не видишь, что все только хуже становится?

– Заткнись! – снова замахнулся он.

– Подумай о маме, – упрямо продолжила я, все еще веря, что мне удастся образумить безумца. – Она знает, куда я поехала, и зачем.

Только вот зря я это сказала: при упоминании Софьи Сергей озверел. Одной рукой он схватил меня за волосы, а другой ударил в живот. От дикой боли я согнулась пополам, тогда он ухватил меня за лицо, сильно сдавив пальцами щеки, наклонился ближе и медленно прорычал:

– Не стоило трогать мою маму.

После он выкрутил мои руки за спину и куда-то поволок. В сенях, удерживая меня, умудрился откинуть половицу и поднять тяжелый люк. Когда я поняла, что Плетнев собирается делать, было уже поздно – он, не особо заботясь о моей сохранности, толкнул меня в темный провал, а после захлопнул крышку, отсекая дневной свет.

Я неудачно приземлилась на руку и тут же заскулила от острой боли. В погребе оказалось ожидаемо темно и холодно, причем холод удивительным образом усиливал боль, поселившуюся в запястье. Руками я кое-как нащупала гладкую вертикальную поверхность и оперлась на нее спиной, подтянула ноги к груди, положила голову на колени и прижала к себе раненную руку, подвывая на разные лады от все нарастающей боли.

67

На кой я одна поперлась в эту глухомань? В себя поверила, стоило лишь догадаться о местонахождении Плетнева? Хотела что-то доказать Краснову и себе в первую очередь? Да кто же знал, что Сергей неадекватом полнейшим окажется, я-то думала, что главный злодей в этой истории – Самойлов. А он, оказывается, за распоясавшимся сынком грешки подтирал, расчувствовался на старости лет. Одно радует: пока Сергей тряс Тамару, я успела запись с диктофона сохранить и отправить в облако, теперь, чтобы ни сделал Плетнев с моим телефоном, до записи я всегда смогу добраться. Осталось только выбраться из погреба.

Первые пару часов я старалась держаться. Думала о Марине, чистой, принципиальной девушке, и встретившимся на ее пути Сергее, с поломанным детством и расшатанной психикой. О Софье, что не смогла справиться с разочарованием и нашла свое утешение в бутылке, о Самойлове, который решил загладить ошибки молодости весьма специфическим способом. И, конечно же, о Мише, который захотел красивой жизни и с чего-то думал, что я мечтаю о том же… Только вот метод выбрал в корне неверный. Знал ли он, что за братом водятся грешки? Безусловно, с Мишиной-то профессией, только нажил он на них далеко не деньги и не сытое, счастливое будущее.

Из-за непреходящего холода вскоре захотелось в туалет. Терпение очень быстро закончилось, и я крикнула:

– Эй! – ответом была тишина. – Эй ты, придурок! – еще громче попробовала я, но с тем же успехом. – Э-э-э-эй! – рвала я в отчаянии горло, но все было бесполезно.

Тогда я заплакала, от жалости к себе, от боли в животе и в распухшей руке, от холода, прокравшегося в каждую клеточку моего тела, и чувства безнадежного одиночества и полной беспомощности. Снимать штаны оказалось неудобно. Хоть они и были на резинке, делать это одной рукой – тот еще аттракцион. Не помню, чувствовала ли я себя хуже, чем в тот момент, когда была вынуждена справлять нужду прямо на пол, запертая где-то под землей неизвестно насколько. Отчаяние захватило с полной силой. Даже если Софья и забеспокоится, где гарантия, что она в тот же момент позвонит в полицию, а уж те, в свою очередь, воспримут слова бывшей алкоголички всерьез. Не знаю, как долго я протяну в этой темной мерзлоте, что кажется вечной, и тем более неизвестно, что творится в явно поврежденных мозгах Плетнева, и что он для меня уготовал. Может, псих давно уже в город уехал или в бега подался, и это, я вам скажу, пожалуй, лучший для меня вариант.