Найди меня

Последним помещением, которое я выстроила, стала опочивальня Шахерезады, куда она удалялась каждую ночь – придумывать новую сказку ради того, чтобы остаться в живых. Завтра я тоже начну рассказывать сказки Шахерезады, чередуя их со своими собственными.

Я в предвкушении уикенда. Мы с отцом собираемся в отпуск – лучший из всех, что у нас были. Сегодня вечером я пакую вещи и уже сильно возбуждена. Ранним утром мы выезжаем в аэропорт (к поездке в машине я приготовила и завернула в фольгу бутерброды из чиабатты с беконом). И через десять часов – 36 000 секунд – будем в Дели. Перелет предстоит утомительный, но я как-нибудь справлюсь с этим. На худой счет я смогу выбирать фильмы.

А сейчас мне нужно продолжить писать свой дневник – не тот, который я, по их настоянию, заучиваю ежедневно на память, а этот, о существовании которого не знает никто. Я нашла несколько клочков бумаги и синюю шариковую ручку. И стараюсь не думать о том, что будет, если в ней закончатся чернила или они обнаружат, что я прячу бумагу за раковиной. Написание дневника – единственное занятие, помогающее мне не терять здравомыслия. Если не считать интеллектуальных игр.

Мое прошлое превратилось в одно сплошное затуманенное пятно. Но когда я концентрируюсь, мне все еще удается извлекать из памяти небольшие эпизоды, действительно происходившие когда-то в моей жизни – я это знаю. Как, например, та ночь, когда мы с Джаром долго бродили по улицам Кембриджа, закончив нашу прогулку в турецком ресторанчике на Милл-роуд в час ночи. В три часа, на рассвете, работники ресторана попросили нас покинуть заведение. Но это случилось уже после того, как я поняла, что нашла наконец мужчину, с которым хотела бы провести всю оставшуюся жизнь.

Мы были пьяными. И единственными посетителями, еще остававшимися в ресторане.

– Как давно мы знаем друг друга? – спросила я, положив на его руку свою.

– Целый месяц, – сказал он.

– А кажется, что целую жизнь.

– В хорошем смысле? Или в том смысле, что наша связь начинает походить на отношения уставшей от совместной жизни супружеской четы?

Я поднесла к своим губам его руку и поцеловала ее.

– Моя жизнь действительно раздвоилась со смертью отца; теперь я живу в двух реальностях. В одной из них, длящейся всего секунду после моего пробуждения от сна, отец все еще жив. В другой я сознаю, что он мертв. После встречи с тобою, Джар, я нахожу в себе силы принимать свою жизнь такой, какой она сейчас есть – без отца. Спасибо тебе.