Награда для генерала

Правда, стоило мне об этом подумать и попытаться представить, я тут же почувствовала, как краснеют щеки и что-то внутри бунтует. Сразу вспомнилась госпожа Лиман – моя школьная учительница, с восьми лет обучавшая нас правилам добродетельной девицы, и господин Коул – служитель храма Тмара, всю мою сознательную жизнь напоминавший нам о муках, которые ждут прелюбодеев после смерти. А порой и при жизни, ведь от павшей женщины Тмар отворачивает свой взор. Не будет ни счастья, ни удачи, ни здоровья. И дети такой женщины рождаются проклятыми навеки. Ну, если только ребенку не повезет с отцом: достаточно высокородный мужчина может своих детей «отмолить».

«Интересно, – подумалось мне, когда я уже вышла из ванной, облачившись все в ту же ночную сорочку и халат, и сушила волосы полотенцем. – Считается ли достаточно высокородным генерал Шелтер? Он ведь иноземец».

Я даже толком не знала, почитают ли в Варнайском Магистрате Тмара. Кажется, тут прежде всего чтят Великого Магистра. Ни разу не слышала, чтобы кто-то помянул какого-либо бога.

Продолжая подсушивать волосы, я забралась на широкий подоконник, подложила под спину пару подушек и прислонилась к стене. Немного подумала, потянулась и открыла окно. Сегодня день был очень солнечным и жарким, поэтому вечером воздух оставался достаточно теплым. В комнату ворвались пение вечерних птиц и запах цветов. И то, и другое действовало умиротворяюще. Я смотрела на скрывающийся в вечерних сумерках сад то расчесывая волосы найденным в ванной гребнем, то снова вытирая их полотенцем.

В голове крутились все те же воспоминания. То хладнокровное убийство солдата, то как Шелтер нес меня по лесу. То его слова о том, что мне предстоит развлечь его завтра, то осторожное, я бы даже сказала, нежное прикосновение к моей щеке накануне, когда я притворялась спящей. От последнего кровь в жилах становилась непривычно горячей и зажигала внутри незнакомый огонек.

Какой же он все-таки, этот генерал Шелтер? Бескомпромиссный и жестокий или нежный и заботливый? Я наблюдала проявления и того, и другого, а потому терялась в догадках, боясь принять желаемое за действительное.

От размышлений меня отвлек новый звук, поначалу незаметно влившийся в пение птиц, но со временем ставший более настойчивым. Я прислушалась, но не смогла определить, что это такое. Походило на песню ветра, заблудившегося в трубах, но за окном не было ветрено. Я уловила повторяющуюся мелодию, тоскливую и безысходную, чужую, но сейчас такую созвучную моим собственным мыслям и чувствам. Я не разбираюсь в музыкальных инструментах, а потому не смогла распознать, какой издает подобные звуки, как не смогла определить, откуда доносится мелодия.

Вскоре она и вовсе смолкла, и сколько я ни вслушивалась, подвинувшись ближе к открытой створке окна и едва не высовываясь в него, больше ее так и не услышала.

Кто ее играл? На чем? И почему? Ответов на эти вопросы я не знала, но зато они отвлекли меня от мыслей о генерале и о том, что готовит завтрашний день.

Глава 10

Засыпала я все равно тяжело и тревожно. Снова долго прислушивалась к тишине, ловя любой шорох и в глубине души каждую секунду ожидая услышать шаги генерала Шелтера, приближающегося к моей спальне. Но дом оставался спокоен и тих, и в конце концов я уснула.

Утром никто не стал меня будить. Я проснулась сама, впервые за последние несколько дней – или даже лет – чувствуя себя по-настоящему отдохнувшей. Открыв глаза, обнаружила, что комната залита светом высоко поднявшегося солнца. Как я и предположила накануне, относительно окон кровать стояла так, что ни один шальной лучик не сумел меня потревожить.

Просыпаться так поздно было странно, но еще непривычнее я себя чувствовала оттого, что меня не ждали никакие дела. Приход чужой армии разорвал привычный круг рутины несколько дней назад, с тех пор моей жизнью распоряжались каждую минуту, а сейчас я вдруг осознала: я не знаю, что делать дальше. Должна ли я спуститься вниз и найти генерала? Или мне следует остаться в комнате и дождаться, когда меня позовут или ко мне придут?

Посидев немного на кровати в нерешительности, я пришла к выводу, что для начала неплохо будет встать и привести себя в порядок. Надевать опостылевшее, чересчур нарядное и непривычно открытое платье не хотелось, но выбора не было. Со временем придется как-то решить проблему с гардеробом.

Пока же пришлось облачиться в единственный имеющийся у меня наряд. Умываясь, я поймала в зеркале собственное отражение и удивленно разглядывала его не меньше минуты. Накануне на изучение себя не нашлось ни сил, ни внимания, а сегодня я наконец разглядела, что из зазеркалья на мир смотрит бледное, болезненное эхо меня прежней. От красоты, наведенной перед показом Магистру, не осталось и следа, но и моей прежней обычной миловидности не стало.

Больше всего огорчал взгляд. Он был почти таким же мертвым, как у тех девушек, что мы встретили в доме, где содержалась «коллекция». Взгляд человека, который больше не мечтает о чуде.