Нагибатор Сухоруков

Казначей был дико взволнован, это легко понять по горскому говору, который начал прорывать в его четланской речи.

— Как? — я откинулся на спинку стула, не понимая, что происходит.

— Почему-тко приниживаешь? Позоруешь перед всеми!

— Да ты чего?! Напился?

— Я бывча с тобой в самое тяжко время! — Ннака уже не мог остановиться, его несло. — Я да Хвост. Никочь более! Мы-тко возвысили тебея! Мы-тко твоея опора! И что я получил? Торгаш? Всегда торгаш!

— Ты — важнейший человек в державе! — возмутился я. — Тебе что, не по нраву быть казначеем?

— Торгаш! — обвиняюще крикнул горец. — Простоть главный торгаш… Я-тко понимаю, когда твоей Рукой стал Кочи — уважатный вождь. А потомочь второй Рукой стал Ицкагани. Вражина! А стал твоей Рукой. Не Хвост, не я. Но я-тко стерпел. Кочи помер, и снова почетное титло досталось кому-то, но не глупому Мясу! Торгашу Мясу, который нешто боле не пригоден! А топерь! Топерь третьей Рукой стал простой золотой! Вообще никто! Он-тко почета поболе достоин, нетож како я!

Вот это да… Я смотрел на бушующего Ннаку и удивлялся, как по-разному люди смотрят на мир. Для меня-то все должности были функциями, и я подыскивал на них подходящих исполнителей. А для моего казначея это было признанием заслуг, почетом. И, получается, я его этого почета лишаю. Раз за разом. Невольно вспомнилось, как мне на мозги капали, чтобы я назначил Мясо Рукой в Крыло. Ведь он сам это и организовал! Гляди, как почета хочется парню!

— Мало тебе, значит? — я резко встал из-за стола, кровь прилила к моему лицу. — Значит, двадцатника простого я возвысил — это плохо. А вспомни-ка, кем ты был? Пленник, безрод — и как я тебя возвысил!

— К работе приставил, — буркнул Ннака. — Всё на тебя тружусь, ни почета, ни уважения…

— На меня?!

И тут у меня окончательно снесло башню. Я кинулся к полкам, дрожащей от гнева рукой начал рыться в папках, нашел нужные листы и яростно хлопнул ими о стол.

— На меня?! — и я начал читать. — «Четвертая луна, день девятый. Шесть змеев-спиралек из стек-тла указаны, как битые. В переплавку ни одного осколка не доставили. Четвертая луна, день шестнадцатый. Три двадцатки тюков с агавовой пряжей из Крыла передали ткачам. В казну вернули ткани на треть этой пряжи. Четвертая луна, день двадцатый…»

Я читал и читал раскрытые прегрешения своего казначея, багровея лицом. Ннака стоял столбом, мелко дрожа всем телом. О нет, ему не было стыдно! Я ясно видел, что всё им сотворенное горец считает нормальным. Частью своей работы. От понимания этого меня колотило еще больше.

— И это — только с прошлого Дня Змея! — уже орал я. — За это тебя наградить?! За это почет тебе полагается! Как же ты неправ, Ннака! Всё это время я помнил, кто ты для меня. Я всё видел! Каждый твой шаг мне известен, но я был благодарен тебе за то, что ты поддерживал меня в трудные дни. Я закрывал дела на твои мелкие дела, а ты решил, что так и полагается? Так вот знай: с сегодняшнего дня я буду оценивать тебя по заслугам! За любую кражу из моей казны, за любую махинацию взыщу по полной! А почет? Почет теперь заново заслужить придется!

Ннака набычился, сжимая и разжимая пухлые кулаки. Я не боялся: Мясо никогда не был для меня опасным соперником. По крайней мере, в той борьбе, где участвуют кулаки.

— Вон отсюда!

Циновка нервно покачивалась, скрыв ушедшего казначея. Я плюхнулся на стул и прикрыл глаза. Вот когда это случилось? Когда веселый пронырливый, но такой верный парень стал циничным воротилой с непомерными амбициями? И чего ему сдался этот почет? Эти чины…

В общем, вечер накануне праздника был испорчен бесповоротно. Да и сам праздник. С утра стало ясно, что на рынок съехалось заметно меньше народу, чем весной. Из Жарких Земель было всего несколько купцов, совсем не было куитлатеков. А ведь раньше люди Накацтли День Змея не пропускали. С юга тоже гостей не прибавилось, хотя, мы и разрешили всем толимекам свободно торговать по Мезкале, отменили запрет Куалаканы и Хетци-Цинтлы. Наверное, я их понимаю: только что мы с войной пришли, а теперь в гости зовем.

Так что с низовий прибыли только закатульские торговцы. Хотя, самым ярким гостем стал новоиспеченный князь Хетци-Цинтлы. С супругой. Да, ловкий Циак привез свою загадочную жену. Ту самую, что вертит правителями, как хочет.

Интересно ведь! Ну, устроили торжественный прием. У меня свита цвела пышным цветом, самого императора тоже вырядили в пух и перья. А также в нефрит, золото и тумбагу. Мой новый тронный зал почти достиг пышности зала в Крыле, а вот использовался редко. Ну, как не пригласить «дорогого гостя»! Жена двух князей оказалась ожидаемо эффектной женщиной. Уже немолода, но статная. Весьма высокая, кстати. Уж точно повыше своего «молодого супруга». Лицо острое, большой орлиный нос и глубоко посаженные глаза — просто гигантские глаза! — в обрамлении густых бровей. Выдающиеся скулы были вытатуированы паутинным орнаментом. Кажется, это южная, закатульская мода. Ну, и разумеется, украшения! Много и разных!