Наездницы

Декка встретилась со мной взглядом, и хотя я сразу отвела глаза, все же успела заметить ее улыбку. Интересно, что она обо мне подумала? Кажусь ли я ей хорошенькой? А другим девочкам? Я не знала, на каком конце шкалы красоты нахожусь. Моя мама красивая. Это я знаю, во-первых, потому что видела это своими глазами, а во-вторых, потому что в нашей семье это общепризнанный факт. Прежде чем выйти замуж за отца, она какое-то время даже была модисткой у шляпника. Я была похожа на нее, но всегда знала, что меня нельзя назвать красивой. У меня были такие же, как у мамы, волосы – каштановые с красновато-золотистым оттенком, густые и вьющиеся. В каком-то журнале я как-то увидела фотографию Амелии Эрхарт. В подписи под снимком ее назвали привлекательной. Наверное, такой и я была. Привлекательной.

– И еще кое-что, – произнес мистер Холмс и замолчал.

Теперь он смотрел на нас. Он стоял у окна, из которого открывался самый изумительный вид на горы во всем лагере. Когда он так на нас смотрел, казалось, что помещение исчезает, а мы все находимся на вершине горы. Элис Хант, сидевшая рядом со мной, выпрямилась. Мы все ощущали одно и то же.

– Это очень серьезно. – Все вскинули головы. – Все знают Герберта Гувера[6]? – По комнате разнеслось хихиканье. – О, конечно же, не лично. – Он улыбнулся, и я почувствовала, что улыбаюсь в ответ. – Хотя, осмелюсь предположить, что кое-кто из вас мог действительно с ним встречаться. – Я искоса наблюдала за Леоной, сидевшей рядом с Сисси. «Может, Леона – одна из тех девочек, которые встречались с президентом?» – подумала я. – Совсем недавно наш президент выразил уверенность в том, что экономика нашей страны быстро восстановится после кризиса. – Он поднял газету, хотя мы сидели слишком далеко, чтобы что-то на ней разобрать. Девочка передо мной зевнула. – Это не совсем свежая газета, разумеется, – произнес он и снова сделал паузу, как будто ожидая нашего смеха, который эта реплика, конечно же, вызвала.

Все журналы и газеты в лагере были по меньшей мере «не совсем свежими». Чаще всего их возраст исчислялся месяцами. Их присылали мамы и сестры воспитанниц лагеря.

– Вот здесь президент заявляет, что Депрессия уже в прошлом. – Он кончиком пальца постучал по газете. – И он просит нас приложить все усилия, чтобы поддержать экономику.

Гейтс, сидевшая в одном из передних рядов, подняла руку.

– Да, Гейтс? – произнес мистер Холмс.

Пока Гейтс говорила, он аккуратно сложил газету.

– Как мы можем помочь экономике? – спросила она.

Я испугалась, что ее вопрос покажется мистеру Холмсу дерзким, но он, судя по всему, был иного мнения.

– Хороший вопрос, – сказал он. – Но лучше всего на него смогут ответить ваши отцы. Проще говоря, деньги идут к деньгам. – Даже миссис Холмс слегка улыбнулась. – Поощряйте своих отцов вкладывать деньги, тратить их, доверять банкам.

Сначала я не поняла, почему такое веселье вызвал ответ мистера Холмса. Сисси хихикала рядом со мной. Глядя на ее хорошенькие пальчики, которыми она прикрывала рот, я все поняла. Мы ничем не могли помочь экономике. Мы были всего лишь дочерьми. Мысль о том, что мы можем соваться к нашим отцам с советами в отношении финансов, и в самом деле была смехотворной. Я тоже улыбнулась, но не потому, что это меня позабавило. Я это сделала, чтобы не выделяться из общей массы.

– Давайте помолимся о том, чтобы к тому времени, как вы покинете Йонахлосси, мир, в котором вам придется жить, стал счастливее, – закончил мистер Холмс и сделал шаг назад, уступая место жене.

Я не слышала, чтобы кто-то упоминал Гувера, с того времени, как уехала из дому. Я думала о дяде Джордже, который, вернувшись из Майами в последний раз, сказал, что он туда больше не поедет, что все усилия тщетны и пусть банки все заберут себе. Антикризисные меры президента Гувера служили предметом постоянных споров между отцом и его братом. Папа считал, что президент делает все возможное, а дядя Джордж был уверен, что необходимо сделать гораздо больше и как можно скорее.

Все в лагере казались мне богачками и истинными южанками, неуязвимыми для проблем окружающего мира. И среди них была я, которую учила ездить верхом мама, причем на пони без документов. Наша фамилия ничем не была знаменита. Моя семья не располагала пятью домами и не проводила праздники в Венеции. У нас все было хорошо благодаря деньгам, заработанным на цитрусовых, но мой папа был врачом, а не хлопковым королем или нефтяным магнатом.