Трусиха! Грёбанная слабачка! Ненавижу!
Подскакиваю с места и начинаю крушить всё, что попадается под руку. Затем бью кулаками подушки дивана. Всё напрасно. Ничего не чувствую. Заорав во всё горло, бросаю подушки на пол. Бросаюсь к стене и начинаю дубасить по ней. Не жалея сил.
Я, наконец, чувствую боль. Вижу кровь на костяшках. Но остановиться уже не могу. Я заслужила боль. Я должна оплакать подругу. Должна прочувствовать каждой своей клеточкой, что потеряла её.
Она умерла из-за меня! А я почему-то продолжаю жить.
В какой-то момент силы меня покидают, ноги подкашиваются, в груди становится невыносимо тесно. Я сгибаюсь пополам, падаю на пол. Кожа на костяшках пальцев горит огнём. Да, именно так и должно быть. Но слёз так и нет…
Не знаю, сколько времени я продолжаю лежать на холодном бетонном полу, пялясь в одну точку. Кажется, настал вечер. Кажется, я всё ещё жива. Возможно, уже даже ночь. Кажется, местами я проваливаюсь в беспамятство. Ко мне кто-нибудь заходил? А убивать меня когда придут?
Плевать.
Крики за дверью, грохот открываемых дверей я воспринимаю как-то отстранённо. Даже когда с жутким скрежетом взламывают дверь в моё заточение, я не реагирую.
– Здесь! Она здесь! – горланит кто-то.
Топот множества ног, но резко поднять голову меня заставляет лишь его надтреснутый шёпот:
– Вероника. Девочка моя…
Из моего горла вырывается всхлип. Затем ещё один. Ещё и ещё. Нестерпимая боль во всём теле разрастается, становится невыносимой. Щеки заливает обжигающая влага, слёзы душат меня, мешают сделать глубокий вдох. Ощущаю себя так, словно каждая косточка в теле с громким треском ломается, а все внутренности скручиваются в один болезненный узел.
Илья подскакивает ко мне, сгребает меня – поломанную, истерзанную – в свои руки, хаотично целует в волосы, что-то шепчет. Наверное, пытается успокоить. Подбодрить.
Но я не хочу успокаиваться. Я именно этого состояния и добивалась.
– У неё истерика! Где грёбанный врач? Тащите сюда его задницу! Быстро! Девочка моя, прости. Прости меня, моя родная.
Я не хочу, но вскоре уплываю в забытьё.
Глава 28
В сознание я прихожу медленно, так же медленно приходят и воспоминания. И боль. Физическая тоже – костяшки рук ноют.
Смерть не что-то новое для этого мира. Это факт. Тебе лишь остаётся смирится с ним. В моём случае ещё можно попробовать отомстить. Вопрос как?
Для начала я заставляю себя открыть глаза, понять, что нахожусь в спальне Ильи. Который, пока не ведомым мне способом, меня спас.
Кажется, сейчас утро, но Ильи рядом нет.
Решаю подняться, а когда сажусь, голова идёт кругом. Замираю, стараясь дышать ровно и слышу быстрые шаги со стороны ванной комнаты. На пороге появляется Илья, выглядит взволнованным и сосредоточенным одновременно. Сердце сжимается, и глаза начинает печь. Что он сделал, чтобы меня спасти? Неужели, выполнил условия моего ублюдка-отца? Как это повлияет на его отношение ко мне?
– Вероника, – выдыхает он, быстро приближаясь к кровати. Садится рядом, прижимает мою голову к своей груди, целует в волосы, обнимает второй рукой за плечи.
– Что произошло, Илья?
– У тебя случилась истерика. Пришлось колоть успокоительное. Руки обработали и забинтовали, – он поднимает мою руку и прикладывает мои пальцы к своим губам. Я вижу в его взгляде вину.
– Я не об этом. Ты… чтобы меня… – Беру себя в руки и выдаю на одном дыхании: – Ты выполнил их условия, чтобы спасти меня?
– Да, – говорит он просто.
– Но…
– Вероника, – обрывает он меня. – Я не мог допустить, чтобы ты пострадала в этой игре. Может, я и предполагал что-то такое в начале… Но не сейчас. Не после того, как узнал тебя.
– Игра? – спрашиваю я глухо.
– Да, твой биологический отец меня переиграл.
– Но в том, что она началась виновата я! – понимаю я поражённо. – Илья, это я ему позвонила, попросила его спасти меня от тебя! Я тогда думала, что ты меня убьёшь…
Мне становится невыносимо больно от этого осознания…
Илья выпускает меня из рук, наклоняется вперёд, укладывая локти на колени, складывает пальцы в замок и произносит глухо:
– Я знаю, что ты ему звонила. Больше того, я этого хотел. Вероника, – смотрит он на меня, – я с самого начала знал, что ты его дочь.
Что? Я открываю рот, закрываю. Что? С самого начала… Хотел, чтобы я…
– Зачем? – сиплю я.
Он встаёт, отходит к окну. Спина напряжена, пальцы рук сжаты в кулаки. Он стоит так несколько бесконечно долгих секунд, а потом разворачивается ко мне:
– У меня отличная память на лица, Вероника. Как только я увидел тебя в автомастерской, сразу вспомнил, как ты решительно поднялась с диванчика в офисе своего отца и смело поздоровалась с ним. На тот момент я знал, что у Епифанова есть только один сын, и сразу понял, что ты его внебрачная дочь. Но тогда это было не важным. А потом он стал всё сильней наглеть: ещё больше партий наркотиков, ещё больше каналов, словно вознамерился сделать наркоманом каждого второго человека в этом городе. Я держал его в узде, как мог, Вероника. И тут ты. Шанс, который я не мог упустить. Я выяснил, что вы не общались, но он регулярно высылал тебе деньги…