Надувной доброволец

— Ну, ты, наконец, хотя бы играешь свою роль, — сказал я ему, и в этот миг он размягчился, сбросил всё, включая шарманку, которая нанесла мне скользящий удар по лицу и распахнулась, показав нам, что на самом деле её внутреннее устройство состоит исключительно из кости, сухой паутины мышц и пыльцы насекомых. — Бессмысленно пытаться возместить убытки этим небольшим спектаклем, — сказал я, решив, что этот ублюдок уже сидит у меня в горле. — А, ребят? Ему нельзя доверить ни пива, ничего — и вообще, где открывалка, говнюк?

Злодей решил не отвечать, так что с него было нечего взять, кроме визуальной информации.

— Мы на тебя больше не рассчитываем, — сказал я и стукнул портрет, чтобы показать ему. Конечно, рисунок начал стонать, как получивший прикладом мим. Я так смутился, что заорал приказ поджигать всё вокруг, чтобы скрыть сверхъестественный шум, растягивая звуки вот так: “П-о-д-ж-и-г-а-й-в-с-ё-н-а-х-р-е-н!”

Но к тому моменту все, уже затосковав, ушли домой, и только Эдди остался там стоять. Конечно, я посмотрел на него с раскаянием, которое храню в погребе для подобных моментов.

— Знаешь, Эдди, — сказал я, — Вообще-то мне не очень и хотелось сжигать твою галерею. Эти картины — благословенный дар человечеству. Живи и радуйся.

— В последний раз ты меня подловил, — просипел он и вытащил нож.

— Смотри Эдди, ещё пара шагов в этом направлении, и ты обнаружишь, что я мёртв, а стены и картины сплошь заляпаны кровью. Это очень опасно.

А он сделал выпад лезвием. Это был последний раз, насколько я помню, когда Эдди делал что-то нормальное. Потом он начал выводить рыбу на прогулку, выпекать фетр и обвинять других в том, что его сердце имеет такую форму. Трудно быть оптимистом при столь острых муках. Разве кто-нибудь из нас отказался бы застрелить мэра двух ради пары взрывов смеха?

Спустя неделю Боб сказал мне, что Эдди свернул аферу и продал всё Минотавру.

— Почему? — спросил я.

— Потому что ты сотоварищи всё время таскал туда вампиров, — вздохнул он, словно это было очевидно.

Вот где Боб по-настоящему начал выходить за грань. Построил трёхногого человека из марципана, окрестил его “Мистер Троян” и утверждал, что цитирует ублюдка: “От злата их холодные насмешки. Вино потоком заливает ярость. И тяжкий камень скрыл его вопросы”.

— Ты сам напросился, брат.

— На счастье стрекозы. На воздухе жимолость. В саду цветут розы. У каждой бьётся жилка.

— Прекращай, брат.

— Железная рука держала меч, и выбор Богу и освятила. И Бог, ничто в своём огне, вернул удары, кроме одного — стремления к чужой свободе.

— Мистер Троян выглядит больным, — сказал я, оплавляя его лицо зажигалкой.

А он издал едва слышный вопль.

Ловкий трюк превратил Боба в человека чести. Сияющего и гордого. Но это только его отражение на поверхности лагеря, и дрожащие свечи вычерчивали его тень на кривой стене — можно было видеть, как он думает, мол, да, я бог с брайлевым лицом, зная это наверняка, несмотря на ложь, которой он привык эту мысль маскировать.

Выбрав ущерб и безопасность в одинаковых долях, он ударил бабушку и побежал домой, забыв ключи, кошелёк, паспорт, обличительные фотографии и пробирки с ДНК для последующей репликации всего тела в полицейской лаборатории — всё это потом нашли на месте преступления, где бабушка хохотала, гордясь тем, что поймала и ухватила клок его волос.

Полиция налепила плакаты “Разыскивается” с лицом и головой Боба, и каждая собака, что его видела, тотчас в него влюблялась.

— Видишь, — ухмыльнулся я, пихая его обоими локтями одновременно, — сынок, ты красавчик.

— На вкус собак, — прокомментировал он яростно.

— Неплохое начало.

— Некоторые из них наверняка полицейские собаки, брат. Вон на ту посмотри. — И он указал на морду эльзасца, которая появилась в окне, выдыхая пар.

Пытался помочь ему привыкнуть к собакам через избиение их спаниелем из стекловолокна, но такового у него не оказалось — сказал, что есть и более важные вещи, и показал мне шестиугольную дыру в пространстве. Сказал, что мы в реальности улья и сами этого не осознаём. Я игнорировал его, пока он не намекнул, что это неплохой уход от проблем.

Чуть позже он напал на лебедя в своей самодовольной деятельности и во время ареста обеспечили поддержку, включая полный нельсон. Мне кажется, это почти делает нас современными, дорогой.

Проблемы с Руби Громоглавой

Болото отступило в хрустящую вечную мерзлоту, и мы сидели в помещении. Глянув вниз, я обнаружил, что привязан к креслу. Руби сосредоточенно разглядывала меня, но по тому, как она стояла, было ясно, что она давно перестала обдумывать красоты моей болтовни. Склонившись, она выдернула толстую вену у меня из руки и пошла по комнате, натягивая её через плечо, и ей пришлось манипулировать удлинением через систему крючьев и блоков. Вена лезла, как нитка, но скрипела, как резина, разбрызгивая забавное облако крови, пока я дёргался и пытался объясниться.