Надсада

Владимир Белов приехал как раз к столу. Погруженный в свои мысли, смотрел угрюмо, с нескрываемым внутренним раздражением, что, кажется, чиркни спичку, и – вспыхнет, наговорит грубостей, накричит, затопает ногами.

Состояние приятеля Курицин не столько понял, сколько почувствовал. Не спрашивая, налил водки, Катерина Ивановна поставила перед Беловым еще один прибор.

– Прими мои соболезнования, Степаныч, и выпей, – пододвинул к приятелю рюмку. – Легче станет. И я с тобой выпью.

Ни слова не говоря, Владимир все содержимое графинчика разлил по фужерам, что поставлены были для напитков. Один подтолкнул в сторону Курицина.

– Выпьем, – бросил коротко. – До дна.

Выбирать не приходилось, и приятели выпили до дна. Тут же Владимир достал из внутреннего кармана бутылку, из другого – еще одну.

Сказал тоном, не терпящим возражений:

– Сегодня будем пить столько, сколько влезет.

Курицин заерзал, попытался что-то сказать, Владимир повысил голос:

– Я тебе повторяю: будем пить столько, сколько влезет, и – точка! Отцы умирают только раз в жизни, да и другие причины есть – потом расскажу.

По второй пили уже из рюмок. Водка на Владимира действовала медленно, мало-помалу раздражение уходило, по телу растекалась горячая истома, и он заговорил о том, что тревожило обоих.

– Знаешь, Николаич, когда я узнал, что сожгли наши трактора, то готов был порвать на части того, кто это сделал. Когда узнал, что погром устроил мой, теперь уже покойный, батя, то испытал чувство растерянности. Ну, в самом деле: он же прекрасно знал, кому вредит. Даже ежели ему и не нравились мои лесные дела, но не жечь же трактора.

– Так ведь в его тайгу залезли, кедрач стали валить, – заметил Курицин. – За свое, получается, вступился.

– Вот именно. Выходит, и он был таким же, как и мы, собственником.

– Ну, там, наверное, несколько иное, – уклончиво ответил умный Курицин. – Для людей его поколения все принадлежало всем, то есть народу. Мы же работаем только на свой карман.

– А почему тогда во время заготовки ореха в коопромхоз сдавал только калиброванную шишку?.. Орешек же очищенный, отборный вывозил домой, а мать потом – на базар? – раздраженно настаивал на своем Владимир.

– Ты правильно подметил: сдавал. Кроме того, он следил за состоянием участка, вел подкормку зверья, копытных, сдавал лекарственное сырье. Участок был под постоянным доглядом, и никто на его территории не пакостил. А тут родной сын принялся выметать подчистую. Это, знаешь ли, не каждый способен пережить.

– Да черт с ними, с тракторами! Кстати, как идет ремонт?

– Три уже на ходу, хоть завтра завози бригады. Еще два будут готовы через недельку.

– Молодец. Что ценю в тебе, так это исполнительность. Два раза повторять не надо. Вообще же у меня давняя думка – поставить добычу ореха на промышленную основу. Эти тайги, в том числе и батина, слабые, много не набьешь. Знаю я одну, да там дядька командует. Пока в силе – не залезешь, может и перестрелять. Характер покруче батиного будет. А он еще лет десять протянет.

– Значит, надо подмочь ему освободиться от участка…

Владимир засмеялся, потянулся к бутылке, налил рюмки.

– Подмочь, говоришь? Каким образом? Узнавал я в коопзверопромхозе – дела у них, знаешь, идут хреново, но собственности своей не теряют. Остаются в штате и охотники, которые сейчас зарабатывают копейки, – слишком упали в цене шкурки, да и другую продукцию надо уметь пристроить. У них же на это мозгов не хватает.

– Пока идет дележ крупной собственности, мелкие предприятия будут банкротиться.

– Вот-вот, но мелкие можно сделать и крупными, по крайней мере все дело в хорошо организованном сбыте, а таежные деликатесы многих интересуют. Капиталисты за рубежом с руками оторвут, только надо найти на них выходы. Промхозовскому руководству дело это не по силам – в печенках сидит у них память о сладкой жизни, когда государство гнало продукцию на экспорт, а они делили да проедали импорт. Тут должен быть свой кульбит, и он мне видится в том, чтобы выкупить производство, а на тайгу можно заключить договор аренды – лет эдак на сорок девять.

– Хитро, но в основе – правильно. Только и здесь надо иметь связи с заинтересованными людишками, причем и в райцентре, и в области. Может, больше в райцентре, чем в области. Захотят войти в долю или по крайности потребуется хорошая взятка – не скупиться.

– Взятка – не беда, можно и дать, а вот пускать сюда кого-либо не хотелось бы. Когда документы будут оформлены, тогда и дядьку можно будет отодвинуть. Попрыгает да и сядет на то же место.

– «Мечты, мечты, где ваша сладость…» Такое решение вопроса – дело будущего. А как быть сегодня? Что они тебе сказали насчет дядьки?

– Так и сказали: «Договаривайся сам». А как договоришься? Съезжу к нему, попробую потолковать, хотя надежды почти никакой.

– Может, оставить сию затею… до лучших времен, а?.. Я вот про себя думаю: а не выставить ли мне свою кандидатуру в мэры района, выборы ведь на носу. Тогда бы мы развернулись в полную силу. Мэр, он ведь никому не подконтролен. Он – сам закон.