Надоевшая

Я прождал ее еще сорок минут, успев выкурить оставшуюся половину пачки и обнаружив, что сигарет больше нет с разочарованием и какой-то иррациональной обидой. А еще все вокруг казалось издевательством над этим моим ожиданием. Зеленые листья, еще толком не выросшие на деревьях. Первые одуванчики. Крики детей во дворах рядом с кафе. Все раздражало и издевалось над тем, что я нервничаю и отвратительно себя чувствую перед тем, как она, наконец, появится. Так что, когда это произошло, мне пришлось приложить очень много усилий чтобы не сказать что-то такое, благодаря чему меня все-таки отправят домой без попытки выслушать.

Ни сказав ни слова, Влада поманила меня рукой, приглашая следовать за собой. Раньше так часто делал я сам, и это показалось мне ироничным. Уверен, ей тоже. Тем более, все время, пока мы шли неизвестно куда, она молчала, да и я тоже, не решаясь сказать что-либо против ее воли. Хочет молчать — пусть молчит, в конце концов, это ее право. Да и разговор мне обещали, в конце концов.

Когда мы вышли к еще одному кафе, значительно более уютному, чем то, где работала Каштан, она наконец-то соизволила заговорить:

— С тебя оплата завтрака.

И это все. Я кивнул. Мы вошли, и нас встретила симпатичная девушка-метрдотель. Я попросил максимально тихий столик, чтобы никто не мешал говорить. Она отвела нас вглубь помещения, в огороженное от остального кафе помещение. Здесь стояли напротив друг друга кожаные диваны, а зеленые стены создавали ощущение, будто бы сейчас вечер. Не помню, что я заказал. Кажется, кофе и яичницу. А она долго выбирала, и мне все казалось, что навыбирает так, чтобы я остался мыть посуду, но вместо этого она взяла только чай. И, наконец, давящая мне на мозги тишина закончилась.

— Знаешь, Макс, я удивлена, что ты так и не психанул. И, раз это так, смертельно рада тебя видеть.

Девушка, которой я бредил с тех самых пор, как она дала мне понять все, что обо мне думает подошла ко мне и от всей души обняла. А я почувствовал себя самым счастливым человеком на свете и почему-то понял: теперь все будет так, как было бы, будь я чуть поумнее три года назад.

Послесловие второе. Девочка

Змей

Эта девочка отчаянно напоминала мою Анну. Только… эта «версия» была лучше. Влада была смелой, несгибаемой и целеустремленной. И сильной, что, пусть и было весьма странным для девушки, ничуть ее не портило. Мне нравилось за ней наблюдать. Приезжать из нашего старого и потрепанного городка где моя власть стала практически безграничной, и исподволь любоваться этой смелой, безрассудной и бесконечно одинокой несмотря на мать рядом малолетней пигалицей.

В этом было очень много всего. Немного вуайеризма. Немного банального любопытства. И, совсем чуть-чуть, надежды. Вдруг бы девочке запал в душу потрепанный ветеран, сменивший имя и поставивший все на карту воскрешения. Хотя, если подумать, то хорошо, что она в итоге вернулась к мальчишке. Или по крайней мере дала ему второй шанс. Я ведь и в самом деле вернулся из мертвых, и заплатил за это не самую маленькую цену. Узнай такая, как она, что я принес в жертву рассудок своего сына чтобы иметь возможность отомстить и вернуть свою жизнь — точно бы осудила со всем жаром юности.

Думаю, я остался для нее загадкой, которую ей не хотелось разгадывать. Все ее действия, за которыми я наблюдал, говорили именно об этом. Словно чувствовала во мне нечто, о чем ей не хочется знать. Впрочем, возможно теперь я вижу мистику даже там, где ее отродясь не бывало. Пережитое меняет людей. А уж смерть — и вовсе преображает до неузнаваемости. Только если труп, оставшийся в могиле, гниет телом, то я, вероятно, немного подгнил самой своей бессмертной душой, оттолкнув от себя девчушку.

Помню, первый раз, когда она меня увидела, на наивной мордашке было написано безграничное удивление. Как же. Вместо гротескного киношного злодея, в которого превратился мой юный сын, ее встретил человек, отчетливо копирующий аристократические манеры. Вежливый, учтивый, не причиняющий вреда без необходимости. А ведь изначально я планировал держать щенков не в сарае даже, а в шалаше на улице, чтобы холод и риск помереть от пневмонии прочищал им мозги. А их папаш торопил, вынуждая быстрее нести мне Ключ, необходимый для возрождения власти, которой я когда-то обладал.

И не смог. Всегда имел слабость к хорошеньким наивным маленьким женщинам. Особенно к таким, какие ко всему прочему страдали синдромом героя. Как Влада. Каштанка — хах, забавное прозвище. Но девочка не похожа на мелкую шавку. Скорее… да, на мою Анну. Только лучше, смелее. И верную. Да и мать из нее наверняка вышла бы не безразличная, а любящая. Жаль, что узнает об этом на себе мальчишка Белоусова, отрекшийся от отца. Но, с другой стороны, так оно и правильно. А я пригляжу за тем, чтобы у этих двоих все было хорошо. Должно же мое воскрешение нести не только горе, но и нечто хорошее?