Потом встала, взяла меня за руку, и я вместе с ней пошла на кухню, наблюдая за тем, что она делает. И обнаружила, что она выливает в раковину все запасы спиртного. Все, что у нее вообще было. Бутылки она собрала в пакет, который неприятно звенел. Затем она вышла в комнату, переоделась, и отправилась, очевидно, выбрасывать бутылки. Я смотрела ей вслед странным взглядом и молчала. Можно было бы, конечно, порадоваться, что сработало, но я здраво полагала, что радоваться рано. Вот если она продержится на таком настрое хотя бы год… А за то, что она выдаст мои тайны, я не переживала. Этого мама не делала никогда, если я того не хотела. Это было то, в чем я никогда не могла ее обвинить.
Когда она вернулась без бутылок, но с другим пакетом, в котором были продукты, я слегка удивилась. Потому что я ей денег точно не давала, а откуда она их взяла предположить было сложно. Она позвала меня на кухню. Там мама рассказала, что деньги ей дали те же люди, что угрожали ей, и еще что-то давал Спайк, когда я «болела» у него дома. А потом мы просто долго разговаривали на кухне, и выясняли отношения. Но без криков и скандалов. Скорее просто… распределяли обязанности?
Мама настояла на том, чтобы я окончательно уволилась с работы, и пообещала найти ее сама, и я не задумываясь позвонила Свете, и попросила ее уволить меня задним числом. Благо, работала я неофициально, и держали меня только потому, что очень хорошо относились и считали хорошим работником. Некстати вспомнился «больничный» то ли от Спайка, то ли от Змея. Оба даже не подумали о том, что я могу работать без оформления. Собственно, фактически я просто «дала добро» на то, чтобы на мое место взяли другого человека и не держали его для меня. А еще я попросила Свету прийти ко мне домой, и очень обрадовалась, когда она обещала быть тем же вечером.
Потом я привела себя в относительный порядок, позвонила в школу и выяснила, что оценки за полугодие мне выставили в соответствии с теми, что были у меня до того, как я внезапно перешла на домашнее обучение, и ехать мне никуда не нужно. Оставался еще один звонок, но его я решила отложить еще на день. Я отчаянно не хотела его видеть и с ним говорить, хотя это и было, наверное, не слишком честно.
Вечером, когда пришла Света, мы с мамой встретили ее вместе. Впервые за много лет мама была абсолютно трезва, прилично одета, и сама приготовила нечто вроде праздничного ужина. Я предупредила ее, что Света думает, что я просто серьезно болела, и теперь выздоравливаю, наконец, так что мать не прокололась, а я получила удовольствие от общества подруги и от того, что могу больше не стесняться мамы. А еще узнала, что «Ландыш» был выкуплен неким богатым человеком, который его благоустроил и сделал так, что кафе стало самым престижным в городе. Так что теперь у Светы была весьма приличная зарплата и она не боялась за свое будущее. От этой новости в голову пришла только одна мысль: и снова Змей. Это немного беспокоило меня, но в общем и целом… И черт бы с ним.
А после ухода Светы, когда мама легла спать, переодевшись в пижаму, как тогда, когда папа еще был с нами, я обнаружила в Той Самой Жилетке многострадальный мобильник. Обнаружила, потому что он зазвонил, требуя меня к себе. Меня слегка удивило, что он все еще заряжен, и все еще лежит в чертовом кармане чертовой жилетки, куда я его убрала еще тогда, когда вернулась вместе с Виталейк Спайку, но не более того. К слову, на дисплее высвечивался именно его номер. Я поняла, что расставления «точек над и» именно сегодня мне не избежать. Взяла трубку. Услышала всего одну фразу:
— Впусти меня в дом, пожалуйста.
Я мысленно расмеялась. Надо же. «Пожалуйста». И ключами мы не пытаемся воспользоваться.
— Нет. Ты помешаешь маме спать. Жди у подъезда, сейчас выйду.
Я наскоро оделась, и в самом деле вышла. Вид у Максима был крайне… взволнованным, что изрядно удивляло. Он редко бывал таким, и еще реже позволял мне увидеть себя в подобном состоянии. В руках у него был букет чайных роз, которые мне когда-то очень нравились.
— Если ты пришел сюда, чтобы вручить мне этот веник — то зря. Я не хочу тебя видеть, не хочу никаких цветов, и вообще была бы счастлива, если бы ты исчез с глаз моих раз и навсегда, Макс, — заявила я с мрачной решимостью, и поняла, что говорю чистую правду.
Спайк от неожиданности выронил букет.
— Я думал, ты меня простила. Ты же осталась с нами, когда мы были пленниками у Змея.
— Это другое. Я боялась за ваши жизни. В конце концов, долгое время ты был мне не чужим человеком.
— Был? — карие глаза потемнели. Очевидно, от боли, что принесло мне мрачное удовлетворение.
— Был.
— Что ж… Не буду навязываться. Но, возможно тебе будет интересно узнать, что та статуэтка была ключом к нашему состоянию, и теперь мы с отцом практически нищие, а «Ревенюк» владеет всем в городе. Так что я уезжаю поступать в Москву, равно как и Стас. Ты ведь хотела туда же…
— Москва — большой город. Смею надеяться, мы там не встретимся.