И тут я вдруг заплакал. Никак не мог удержаться. Стараюсь, чтоб никто не услышал, а сам плачу и плачу. Фиби перепугалась до смерти, когда я расплакался, подошла ко мне, успокаивает, но разве сразу остановишься? Я сидел на краю постели и ревел, а она обхватила мою шею лапами, я ее тоже обнял и реву, никак не могу остановиться. Казалось, сейчас задохнусь от слез. Фиби, бедняга, испугалась ужасно. Окно было открыто, и я чувствовал, как она дрожит в одной пижаме. Хотел ее уложить в постель, укрыть, но она не ложилась. Наконец я перестал плакать. Но я долго, очень долго не мог успокоиться. Потом застегнул доверху пальто, сказал, что непременно дам ей знать. Она сказала, что лучше бы я лег спать тут, у нее в комнате, но я сказал – нет, меня уже ждет мистер Антолини. Потом я вынул из кармана охотничью шапку и подарил ей. Она ужасно любит всякие дурацкие шапки. Сначала она не хотела брать, но я ее уговорил. Даю слово, она, наверно, так и уснула в этой шапке. Она любит такие штуки. Я ей еще раз обещал звякнуть, если удастся, и ушел.
Уйти из дому было почему-то гораздо легче, чем войти. Во-первых, мне было плевать, поймают меня или нет. Честное слово. Я подумал: поймают так поймают. Откровенно говоря, мне даже хотелось, чтоб поймали.
Вниз я спускался пешком, а не в лифте. Я шел по черной лестнице. Чуть не сломал шею – там этих мусорных бачков миллионов десять, – но наконец выбрался. Лифтер меня даже не видел. Наверно, до сих пор думает, что я сижу у этих Дикстайнов.
24
Мистер и миссис Антолини жили в очень шикарной квартире на Саттон-плейс, там у них в гостиной был даже собственный бар – надо было только спуститься вниз на две ступеньки. Я был у них несколько раз, потому что, когда я ушел из Элктон-хилла, мистер Антолини приезжал к нам домой узнать, как я живу, и часто у нас обедал. Тогда он не был женат. А когда он женился, я часто играл в теннис с ним и с миссис Антолини на Лонг-Айленде, в форест-хиллском теннисном клубе. Миссис Антолини – член этого клуба, денег у нее до черта. Она старше мистера Антолини лет на сто, но они, кажется, очень любят друг друга. Во-первых, они оба очень образованные, особенно мистер Антолини, хотя, когда он с кем-нибудь разговаривает, он больше шутит, чем говорит про умное, вроде нашего Д. Б. Миссис Антолини – та была серьезнее. У нее бывали припадки астмы. Они оба читали все рассказы Д. Б. – она тоже, – и, когда Д. Б. собрался ехать в Голливуд, мистер Антолини позвонил ему и уговаривал не ехать. Но Д. Б. все равно уехал. Мистер Антолини говорил, что если человек умеет писать, как Д. Б., то ему в Голливуде делать нечего. И я говорил то же самое в точности.
Я дошел бы до их дома пешком, потому что не хотелось зря тратить Фибины подарочные деньги, но, когда я вышел из дому, мне стало не по себе. Головокружение какое-то. Пришлось взять такси. Не хотелось, но пришлось. Еще еле нашел машину.
Мистер Антолини сам открыл мне двери, когда я позвонил, – лифтер, мерзавец, никак меня не впускал. На нем были халат и туфли, а в руках бокал. Человек он был утонченный, но пил как лошадь.
– Холден, мой мальчик! – говорит. – Господи, да он вырос чуть ли не на полметра. Рад тебя видеть!
– А как вы, мистер Антолини? Как миссис Антолини?
– О, у нас все чудесно! Давай-ка свою куртку. – Он взял мою куртку, повесил ее. – А я думал, что ты явишься с новорожденным младенцем на руках. Деваться некуда. На ресницах снежинки тают.
Он вообще любил острить. Потом повернулся и заорал в кухню:
– Лилиан! Как там кофе? – Его жену зовут Лилиан.
– Готов! – кричит. – Это Холден? Здравствуй, Холден!
– Здравствуйте, миссис Антолини!
У них дома всегда приходится орать, потому что они постоянно торчат в разных комнатах. Странно, конечно.
– Садись, Холден, – сказал мистер Антолини. Видно было, что он немножко на взводе. Комната выглядела так, будто только что ушли гости. Везде стаканы, блюда с орехами. – Прости за беспорядок, – говорит мистер Антолини. – Мы принимали друзей миссис Антолини из Барбизона… Бизоны из Барбизона!
Я рассмеялся, а миссис Антолини прокричала мне что-то из кухни, но я не расслышал.
– Что она сказала? – спрашиваю.
– Говорит – не смотри на нее, когда она войдет. Она встала с постели. Хочешь сигарету? Ты куришь?
– Спасибо. – Я взял сигарету из ящичка. – Иногда курю, но очень умеренно.
– Верю, верю. – Он дал мне прикурить от огромной зажигалки. – Так. Значит, ты и Пэнси разошлись, как в море корабли.
Он любит так высокопарно выражаться. Иногда мне смешно, а иногда ничуть. Перехватывает он часто. Я не могу сказать, что он неостроумный, нет, он очень остроумный, но иногда мне действуют на нервы, когда непрестанно говорят фразы вроде «Разошлись, как в море корабли!». Д. Б. тоже иногда перехватывает.
– В чем же дело? – спрашивает мистер Антолини. – Как у тебя с английским? Если бы ты провалился по английскому, я тебя тут же выставил бы за дверь. Ты же у нас по сочинениям был первым из первых.