— Кто же против этого спорит? Я встречал и более внушительные цифры, — с философским спокойствием ответил чиновник трансмиграционного ведомства. Делаем, что в наших силах.
— Не обманываем ли мы себя всеми этими раскрашенными макетами, картами, диаграммами? Разумеется, заезжему иностранцу, который не удосужился отправиться дальше богорского ботанического сани, такую выставку показать можно.
Родственник не обиделся и посоветовал на прощание:
— А ты поразмысли и сделай такую же выставку у себя. Хотя бы для заезжих иностранцев.
Валикота вернулся домой и, поразмыслив, решил, что совет родственника не столь уж плох. Его город был центром одной из самых густонаселенных областей Явы. Отсюда периодически направлялись группы переселенцев на Калимантан. Люди ехали в этот обетованный край в организованном порядке, получая помощь от трансмиграционного ведомства. Ехали и сами по себе, на свой страх и риск, если удавалось собрать денег на дорогу. И все-таки этот поток переселенцев был жалким, жиденьким ручейком. Несколько сотен семей за последние десять лет. Число безработных бродяг в городе не убавлялось, а росло, росли и ряды лачуг. Представители политических партий, члены местного совета народных представителей нередко обращались к городским властям с запросом — что делать, чтобы смягчить остроту социальных проблем. На первых порах удавалось отделываться стереотипно уклончивыми ответами. Что, мол, поделаешь, если прежний «старый порядок», возглавляемый Сукарно, оставил такое тяжелое наследие.
И вот муниципальные власти позаботились о наглядной агитации. В одном из помещений мэрии вывесили большую карту Индонезийского архипелага. От подсвеченного электрической лампочкой кружочка, означающего данный город, на север, к различным районам Калимантана, тянулись стрелки. На столах красовались изящные модели домиков переселенцев. Схемы и диаграммы рассказывали о дальнейших планах трансмиграции. Валикота сам поднатаскал одного бойкого, красноречивого парня из отдела информации. Тот, быстро усвоив уроки начальника, вооружался указкой и говорил о трансмиграции с пафосом, не хуже того столичного чиновника.
Теперь Валикота выслушивал представителей политических партий и направлял их к бойкому парню. Тот, барабаня указкой, словно тамбурмажор гарнизонного оркестра, ораторствовал:
— Мы не скрываем правду. Результаты пока не столь грандиозны, как нам бы хотелось. Но мы стоим на правильном пути. Перед нами ясные перспективы.
Детище валикоты показывали теперь и иностранным гостям наряду с другими достопримечательностями города: батиковой фабрикой, развалинами древнего шиваитского храма. На днях представился случай показать выставку одному западноевропейскому журналисту. Это был вполне благонадежный человек из вполне благонадежной страны, корреспондент крупной газеты, на которую часто ссылалась правая индонезийская печать.
Как только европеец появился в городе, заработала сложная машина специальных служб и ведомств. На следующее утро начальник безопасности доложил мэру, что корреспондент нанес протокольные визиты вежливости в гражданскую и военную информационные службы и корректно, но твердо отклонил предложенные услуги. Он хотел бы сам ознакомиться с древними памятниками в окрестностях города, побеседовать с руководителями местных партийных организаций. Европеец остановился во второразрядном отеле «Сарасвати» без кондиционеров — вероятно, скуповат. Вечером он пил пиво в баре отеля в компании голландца, протестантского пастора. А потом оба бродили по антикварным лавкам и спрашивали старинные крисы.
— Полагаю, что гость не опасен. Пусть себе смотрит памятники и покупает крисы, — сказал валикота, выслушав доклад.