Начнем сначала

Как будто он не знал! Их глаза встретились, она заметила, что в глубине его необыкновенных зеленых глаз засветился вопрос, и вдруг почувствовала, как внутри ее рождается сострадание.

У него, конечно, было ужасное детство: чувствовать, что отец его не признает, а с годами узнать, какой интриганкой была его мать. Но, по всей вероятности, он был близок с отцом, чего не подозревала Ванесса - письма, встречи. И так же очевидно, что Мартин рассказывал ему о своем доме, семье и не скрывал своей привязанности к племяннице, оставшейся сиротой.

Наверняка Адам почувствовал себя уязвленным, ненужным, когда узнал, что Мартин взял в дом племянницу, окружил ее любовью и заботой, тогда как его, родного сына, кровь и плоть Мартина, не признавали, скрывали, как будто он был существом второго сорта и чем-то постыдным.

Несмотря на то, что было известно Селине об этом мужчине, в которого вырос тот ребенок, ее доброе сердце заполнила жалость, и она тихо сказала:

- Быть отверженным нелегко. Ты, должно быть, рос, ненавидя своего отца, особенно когда он дал мне кров и все блага, а тебя не пускал даже на порог. Она встретилась с ним взглядом, на глазах у нее блестели слезы, которых она не стеснялась. - Но ведь месть не выход, Адам. Тебе в конце концов не будет лучше, если ты отберешь у Мартина все, ради чего он работал, а меня свяжешь браком без любви.

- У тебя, несомненно, великолепно работает воображение - надо использовать его с пользой. - К ее удивлению, он засмеялся и подошел к подсервантнику, на котором стояло несколько графинов из хрусталя. - К сожалению, ты заблуждаешься, Селина. Бренди? - Горлышко графина звякнуло о бокалы. Селина нахмурилась, но быстро пришла в себя:

- Неужели? Тогда скажи мне, что стоит за твоим отвратительным шантажом?

- Только не месть, могу тебя в этом уверить. - Он поставил один из бокалов на стол перед ней и встал спиной к камину, держа свой бокал в обеих руках. Давай вместе пройдемся по твоему необыкновенному сценарию, согласна? И придадим ему логическую стройность. - На его необыкновенно чувственных губах заиграла ироническая улыбка, а глаза твердо смотрели в ее открыто вызывающие и неверящие глаза. - Итак, я жажду мести за мое загубленное детство. У меня есть желание и возможность разорить своего отца и сводного брата, которого я недолюбливаю из ревности, правильно? - Он вскинул темную бровь, ожидая ответа, и она нетерпеливо ответила:

- Правильно.

- Итак, пойдем дальше: я разоряю обоих. Конец истории. Зачем же мне обзаводиться дикой кошкой в качестве жены, когда я могу найти милую ручную кошечку?

Он сделал большой глоток из бокала и бросил в ее сторону взгляд, вызывая на ответ. А она размышляла о том, как бы ему сказать, что на это есть свой ответ: это еще один способ унизить ее и отомстить, не говоря уже о том, что ее дико задевает то, что он не испытывает к ней даже физического влечения. Он прервал ход ее мыслей неожиданным вопросом.

- И ты веришь, что отец мог бы прийти ко мне за финансовой помощью и советом, если бы я всю жизнь замышлял месть? Если бы я действительно испытывал сильную обиду за то, что я незаконнорожденный ребенок, ревновал бы его к семье, к его детям, то это было бы заметно. Не забывай, что с детства мы с ним часто и регулярно встречались. Мартин бы заметил эти чувства. Их невозможно спрятать. Я повторяю, он бы заметил их и не стал бы со мной обсуждать свои финансовые неприятности. Он не такой уж дурак.

Она уставилась на него, пытаясь осмыслить то, что он сказал. Все было логично. Но в глазах ее все же сквозило недоумение, и она снова требовательно спросила:

- Зачем же тогда твой шантаж? Я не понимаю. Зачем втягивать в эти игры меня?

- Воспользуйся снова своим богатым воображением, дорогая. - Он хищно улыбнулся и направился к ней грациозной походкой пантеры.

Она настолько была запутана и смущена его умными, логичными рассуждениями, что даже не оказала ни малейшего сопротивления, когда он взял ее за руки и поднял с кресла.

Он опрокинул все ее доводы, все доказательства! Невероятно, он действительно умеющий внушить доверие дьявол. Он держал ее в объятиях, тела их слегка соприкасались, а ее сумасшедшее сердце вновь бешено колотилось, мучительное соприкасание их тел вызвало в ней дрожь, побеждая неистовые предупреждения разума.

Она не могла больше сопротивляться ему, как не может цветок не раскрыться навстречу лучам солнца, и поэтому, когда он коснулся ее губ, они раскрылись, мягкие и податливые, дрожащие от желания, которое только он мог удовлетворить. Она окаменела от разочарования, когда он, с холодным равнодушием коснувшись ее губ, сказал;

- Иди спать, Селина. У тебя был трудный день. Наутро все прояснится.

Она не смогла ответить. Ей было стыдно, что се тело так жаждет его поцелуев. Сокрушительная сила его ласк противоречила тому, что он был к ней совершенно равнодушен. Она не понимала ни себя, ни его. Не понимала, что же происходит в ее жизни. И что еще хуже, она не думала, что когда-либо сможет понять это...